Эта фашистская революция не была сметающей все на своем пути, Муссолини намеревался оставаться в легальном поле уже существующей системы, хотя и критиковал ее либерализм. Вот как он ответил сенатору, обвинявшего его в незаконном захвате власти (27.11.1922): «Я уважаю ваши убеждения чистого либерала, но я позволю себе напомнить сенатору Альбертини, что конституционализм в Англии, либерализм во Франции, являются комплексом идей и доктрин, которым будет дано имя «либерализм» (..) родились из тяжелых революционных народных действий и без них сегодня сенатор Альбертини не смог бы восхвалять чистый либерализм.
Как можно было выйти из этого внутриполитического кризиса, который с каждым днем становился все более тревожным?
Переходное или временное правительство стало уже невозможным, так как не решало проблем, а только их чуть-чуть отодвигало. Через два, три или шесть месяцев непостоянства, которое характеризует парламентское пространство, мы бы оказались вновь на старте, имея негативный опыт, который бы только углубил кризис. Тогда я после долгих размышлений и поняв иронический парадокс существования двух государств, одно – актуальное, другое было государством, которое никто не мог больше понять и я сказал себе в определенный момент, что только решительное хирургическое вмешательство могло сделать из двух государств одно и спасти таким образом страну.
Сенатор Альбертини не должен думать, что это не явилось объектом моих долгих размышлений, не должен думать, что я заранее не представил себе всех опасностей и риска этих противозаконных действий. Я это сделал осознанно, более того, это было моей целью.
По моему мнению, не было другого метода привести новые силы в политику, где старые выглядели слишком усталыми и потеряли доверие на всех уровнях (..) и так как опыт учит и должен учить чему-то умных людей я сразу же установил правовые границы.
Я не перешел определенную черту, я ни капли не опьянился победой, не злоупотребил ею.
Что мне мешало закрыть парламент? Что мне мешало установить диктатуру из двух, трех или пяти человек? Кто мне мог оказать сопротивление, сопротивление движению из 300000 членов, которые в тот момент представляли 300000 ружей? Никто..
Это я, кто во имя Отечества сказал, что нужно подчинить импульсы, эмоции и эгоизм интересам нации и я сразу же направил движение на рельсы закона.
Я создал правительство из всех представителей Палаты, у меня не возникли сомнения по поводу членов старого правительства, я смотрел на профессиональные качества, меня не интересовали политические взгляды.
(..) У меня нет намерения упразднить