Алтузак-хан, как и народ его, закончив дела дневные, тоже ложится спать. И возвращается опять в тот самый сон…
Он выбирается из камышей, чтобы узнать, что напугало птицу волшебную. Вот он выбрался уже на открытое пространство, и смотрит внимательно по сторонам. Вокруг Алтузака волнистая степь с рассыпанными по ней небольшими холмами и островками леса. Вид здесь совсем не такой приветливый, что был у озера: тёмное небо хмурое словно бы давит, вызывая тревогу смутную, а степь вокруг бурая, как будто выжжена жестокой засухой (страшное зрелище для башняка). Солнца не видно из-за серого, тяжелого неба и Алтузак, для которого степь всегда была родным домом, к удивлению своему не может определить, в какой стороне юг.
Он оборачивается к озеру, чтобы сориентироваться. Озера нет, перед ним совсем другой пейзаж: катит свои волны неторопливая река, а далее, за ней, возвышаются горы, покрытые лесом. Алтузак сразу узнал Агидель и горы Урала. Река эта течёт на север – хотя во сне всё может быть и по-другому – и он поворачивает голову в сторону, где должен быть юг. Там, вдалеке, виднеется гора Кунгак-тау, полого устремляющаяся вверх и замыкающая гряду, протянувшуюся с севера на юг.
Внезапно нахлынула, откуда-то извне с сокрушающей силой, потребность попасть на вершину Кунгак-тау, охватила неистово Алтузака и заставила забыть обо всём, кроме этого устремления всепоглощающего. В глазах стало темно: он ничего не видит, – но он чувствует, что всё окружающее вдруг завертелось вокруг него в вихре, и он перестал ощущать своё тело – оно растаяло и исчезло, а он, Алтузак, всё же каким-то образом осознаёт происходящее. В окружающей тьме мелькают какие-то искры (звёзды?), какие-то неясные очертания чего-то неопределённого. А затем, спустя вечность, ощущение своего тела стало возвращаться постепенно – исчезли искры, и непонятные образы стали принимать какие-то, почти узнаваемые, формы. Вновь появилось ощущение опоры под ногами, а вскоре вернулось и его обычное зрение, – если только оно может быть обычным во сне.
Он стоит на вершине горы и видит, по окружающему пейзажу, что это Кунгак-тау. Но Алтузак не рассматривает раскинувшиеся вокруг необъятные дали: его внимание целиком приковано к сидящей там, впереди, фигуре. Это женщина, и она сидит спиной к нему, смотря вниз, на просторы бескрайние, уходящие к полыхающему где-то там, в знойной дали, югу.
Алтузаку она кажется знакомой, но он не может вспомнить, кто она. И это не просто когда-то увиденная