Я смогла с нескольких попыток встать, опереться на здоровую ногу, и, прислонившись к стене, осторожно зашагала вперед. Каждый шаг давался с трудом. Иногда я просто наваливалась на каменно-земляную поверхность спиной, стирала холодный пот со лба и долго недвижимо стояла, стиснув зубы. У меня всё получится. Я смогу. Только бы туннель имел выход. Только бы впереди не оказалось еще одной дыры.
Глаза словно ослепли, но мне было ни к чему зрение. Я шла по стенке и надеялась, что лаз куда-либо ведет.
Во мне проснулось такое желание жизни, какого я не ощущала ещё никогда. Хотелось поскорее выйти на свежий воздух, подставить лицо ветру и улыбаться. Уже не нужна была теплая квартира. Нет. Только свобода от этой каменной промерзшей тюрьмы.
Нервно пульсировали жилки в висках, голова раскалывалась на миллиард осколков. Я боялась всего одного: того, что я иду по кругу. Не вперед, а туда, где уже находилась когда-то. И что никогда не выберусь отсюда. Силы покидали израненное тело.
Свет был яркий, ослепляющий. Он появился из неоткуда. Сморгнула – и он уже бьет по глазам. Сверху маячила дыра. Всё, впору умирать. Но, приглядевшись к стене, я поняла, что она не ровная – в ней были высечены ступени, по которым можно забраться.
Ярко светила луна. Издевательски блестели звезды.
Я поставила здоровую ногу на первую ступеньку. По физкультуре в моем дневнике всегда стояла твердая тройка. Поэтому я даже в здоровом состоянии вряд ли смогла бы подтянуться на одной руке. С другой стороны, на занятиях никогда не нужно спасать себя, поэтому в крови не кипел адреналин.
Метр, два, три. Невероятно, но ароматы ночного леса уже обволакивали мой нос, а ветер привычно задувал под свитер, здороваясь со старой знакомой. Еще совсем чуть-чуть. Последний рывок, и я повалилась на землю, вжимаясь лицом в траву. Истерично захохотала, смешивая слезы радости с грязью и кровью. Жива. Смогла. Назло всем. Назло самой себе.
И всё-таки боль победила. Больную руку проткнуло сотней раскаленных добела иголок, я долго металась по земле и выла, впиваясь сломанными ногтями в собственную ладонь. Не помню, как уснула, погрузившись в болезненный бред, в котором слышала чей-то неясный голос:
– Пей это. Боль пройдет.
И, подчиняясь видению, отхлебывала какой-то горький настой, закашливалась, но пила.
***
Этот человек был безлик, но от него исходил свет. Он говорил мало, чаще уговаривал поесть или попить; больше молчал. Он касался моих ран, и те рассасывались под холодными пальцами. Я просила его назваться, а он пропадал. Мелькали кадры. Я даже помню, как он нес меня на руках, точно невесту.
Вот так сон! Проснулась я с легкой головой и готовая к любому подвигу. Я могла двигаться, могла дышать, и ничто не сковывало тело. Интересно, сколько я валялась без чувств? И почему я уткнулась во что-то пушистое?
Волк! Он лежал, не двигаясь,