Хозяин кабинета взял со стола листок бумаги и написал на нем сумму золотым пером… в глазах Субботы мелко зарябило от нулей.
– Это в рублях? – уточнил он на всякий случай, потому что вполне могла иметься в виду какая-нибудь более мелкая валюта, например, японские иены или даже армянские драмы, так что спрашивать надо было сразу.
Хилиарх только усмехнулся.
– Обижаете, господин Суббота, мы не босяки какие-нибудь. Все это – в самой твердой валюте, какую только можно вообразить. Может быть, не слишком патриотично, зато солидно. А вы можете подставить к цифре любой знак – доллара, евро, фунта стерлингов. Вписывайте, не стесняйтесь.
Суббота еще раз посмотрел на цифру. Она уже не рябила в глазах, но от этого не стала менее ошеломляющей. Воображению его вдруг явился окровавленный депутат, он покачивался, еле стоял на ногах, умоляюще шевелил губами… За что такие деньги? Он же не Стивен Спилберг… А если книга не разойдется?
Хромец улыбнулся снисходительно.
– Напрасно беспокоитесь. Книга ваша станет мировым бестселлером. Ну, а даже если и нет, это совершенно неважно. Мы – весьма состоятельное учреждение… да, весьма. И нас тут волнует не выгода, а истина. Собственно, за истину мы и платим. Так вас устраивает цена вопроса?
Конечно, цена эта его устраивала. Да что там устраивала: в самых диких мечтах он не допускал, что за книгу могут платить деньги – да еще и такие.
Правда, у корпорации имелось одно маленькое условие: он, Суббота, не должен ничего выдумывать, повествование будет документальным. Это его поразило.
– То есть что это, как? Роман про архангела – и все документально?
– Конечно, а как иначе?
– Значит, ничего не выдумывать, ни слова?
– Выдумать любой дурак сможет, – хозяин кабинета твердо стоял на своем.
– Но откуда же брать информацию? – растерялся Суббота.
– Сны! – удивительный собеседник поднял палец к потолку. – Вы будете видеть сны, записывать их и тут же передавать нам. А позже мы… гм… опубликуем это надлежащим тиражом.
Суббота сидел, ошеломленный этим условием не меньше, чем деньгами.
– Но ведь это такая хрупкая материя… А если мне больше ничего не приснится?
– О, тут не беспокойтесь. Если сны начались, они никуда не денутся – закон сохранения, Ломоносов-Лавуазье. А ваше дело – просто записывать и передавать нам все во благовремении. Итак, по рукам?
Суббота молчал, думал… За свою жизнь он разные испытывал чувства: ярость, любовь, негодование, боль, разочарование и много еще чего, всего и не упомнишь. И одно только чувство страха почти не посещало его. А сейчас ему вдруг сделалось страшно, и с каждой секундой становилось все страшнее. В висках гулко стучала кровь, негры мешались с депутатами, хмельные барбосы уносились вдаль, секретарша в приемной превращалась то в мужчину, то в русалку. На лбу его выступил холодный пот.
– О