Такая ситуация наблюдается в любой области общественной деятельности. Любая девиация, которая носит внеизвестный характер, оценивается с позиции известности старых девиаций. И удельный вес уголовно – правовой оценки в массе общей тенденции весьма значителен. Мы не можем с достаточной достоверностью сегодня говорить об общественной полезности в рамках временного континиуума, не противопоставляя представлению о полезности представление об опасности. Если же мы стоим на позиции восточного сохранения достигнутого уровня развития и видим цель уголовного права непосредственно в сохранении безопасности общественных отношений в том виде, в каком они функционируют в известном отрезке времени, то мы необходимо признаем отсутствие возможности прогресса общественных отношений в направлении качественного изменения. У России уже есть такой печальный опыт – СССР.
Необходимо понимать, что многое из того, что мы признаем преступлением сегодня, через некоторое количество времени перестанет быть таковым и наоборот. Это вполне закономерные процессы, которые можно было бы назвать законами общественного развития, если бы наука знала почему, как и когда это происходит. Еще лучше, чтобы это знала именно наука, изучающая уголовное право, а не смежные научные отрасли, обменивающиеся достижениями своей методологии на симпозиумах и междисциплинарных научных конференциях. Лучше не потому, что это вопрос престижа, а потому что уголовное право непосредственным образом влияет на жизнь человека в отдельности и общества в целом, хуже всего то, что это «непосредственное» влияние опосредуется практикой, которая оглядывается на науку так же, как наука на практику (возьмите хотя бы удельный вес в понимании наукой тех или иных вопросов, вносимый разъяснениями Постановлений Пленума ВС РФ).
– Именно XX век впервые остро сформулировал проблему соотношения индивидуального и общего. Ранее наивно полагалось, что субъект суждения однозначно окрашивает его как свою личную позицию, соответственно, те, кто соединяет в себе интересы множества лиц, озвучивают интересы публичного характера. Тот, кто первый подверг это сомнению, был причиной ужаснейшей революции.15 В начале нашего века научная мысль пошла еще дальше, она попыталась доказать, что связь общего и частного не только не ясна в границах суждения, но так же не представляет собою очевидности в сфере действительного, действия. В качестве примера можно привести учение К. Юнга об архетипе. При всей запутанности и неясности этого термина, при всей иррациональности доказательственной базы, мы можем с уверенностью