– Надо же, как забавно. И над чем же Вы, Зиночка, там работаете?
– Пошивочный цех? Большой цех-то?
– Скоко, скоко? – Сережа радостно округлял глаза и, прикрыв трубку рукой, шептал затихшей в напряжении мужской публике: Ёксель-моксель, мужики, – во попал, – прямо в точку! Представляете? Шестьдесят баб! Пошивочный цех там у них, – и продолжал дальше своим медовым, блядским голоском, – И все у вас там, Зиночка, небось, такие же молодые, красивые и ядреные, как и вы? Какие, кстати, у нас планы на вечер?
– Что значит у кого? У нашего пошивочного цеха.
– Как это не потяну? Еще как потянем! Я же не один. Тут вот напротив меня пять таких бугаев сидят – кровь с молоком. Кого хошь натянут! Прямо копытами бьют, и пар из ушей…
Ну и так далее…
Такими переговорами Сережа занимался регулярно и это требовало колоссального труда, выдержки и огромных психических и временных затрат, но одновременно, как вы понимаете, пополняло его легендарную картотеку. Его «Книга жизни» разбухала день ото дня.
Однажды, совершенно случайно, мне удалось на минуту буквально одним глазком заглянуть в эту его книжечку. Попалась буква «В». Фамилий не было, были только телефоны и имена, некоторые почему-то с номерами – Вера №1, Варвара №2 и т. д. Против некоторых имен стояли пояснения, например: «Вероника – ноги!!!» или «Валюха – 6-й!», чего шестой? Непонятно. То ли номер бюста, то ли трамвая. Были записи и более понятные – «Варя, Ступино, купание голышом» или «Верок – в библиотеке №8 прямо за стеллажом».
Большая же часть записей была совершенно непонятна и носила следы многолетней скрупулезной работы – телефонные номера были многократно перечеркнуты, какие-то непонятные добавления и исправления, сделанные в разное время и разными цветами покрывали всю страницу. Короче, никто кроме него воспользоваться этими письменами все равно бы не смог. Почему он так скрывал это ото всех, даже самых близких ему людей, было совершенно непонятно. Видимо, именно это, – эти его записи, и были самым потаенным и интимным в его жизни, потому что во всем остальном он застенчивостью, скрытностью и, тем более, скромностью ну, совсем не отличался.
Но это была, можно сказать, самая приятная часть этой его обязательной и повседневной деятельности. Часто происходили и другие вещи – похуже. Жизнь Дон Жуана, которую он вел, рискованна по определению. Как у сапера – никогда не знаешь, где и что вдруг замкнет и взорвется. Да еще в любой момент может появиться и сам Командор со своей железной дланью. Ведь почти каждая женщина окружена целым ореолом этих Командоров, всех этих неровно дышащих и деспотичных собственников – это и ухажеры, и женихи, и мужья, и братья, и отцы, и даже деды, и у каждого из них своя правда, поэтому Сережу довольно часто били. Изредка в честном бою – один на один, чаще группой, а иногда даже очень круто – до больницы.
После