Летом мы с мамой уехали к бабушке в Верхнюю Салду, замечательно отдохнули, повидались с родными. А когда вернулись домой, у Паи проявились признаки тяжелой болезни – рака пищевода. Мама энергично организовывала консультации с врачами. Потом приехал папа и устроил Паю в больницу для прохождения курса химиотерапии, предложенной Клюевой и Роскиным, известными биологами, занимавшимися проблемами происхождения и лечения онкологических заболеваний.[11] Но было уже поздно, болезнь развивалась, Пая слабела, ничего не могла есть. Решили, что она будет лежать в своей комнате, куда приходили врачи, мама ездила к ней каждый день, иногда брала меня с собой. Однажды мама меня предупредила, что врачи предсказали срок – не более месяца. Ровно через месяц Паи не стало.
В этот момент я осознала, что осталась одна. Родители были заняты устройством своего развода. Летом они затеяли большой ремонт. Бывшую спальню отдали папе, чтобы он обменял эту комнату. В Москве в то время были большие проблемы с жильем. Из спальни прорубили дверь в общий коридор и забили вход из столовой, которая теперь оставалась нашей единственной комнатой. Во время ремонта папа должен был за всем смотреть, мама уехала в санаторий, а меня отправили к бабушке (Приложение: «Побег от бабушки»).
После того, как мы остались одни с мамой, она начала строить новый быт. Не могу сказать, что я в этом участвовала, т. к. многое казалось мне странным и непохожим на все, что было раньше. Маме без Паи было конечно трудно, и она старалась всячески упростить нашу жизнь. Мама вслух провозглашала принцип, что «вещизм» – это мещанство, и для человека достаточно постели, стула и стола. Все вещи, оставшиеся от папы, она продала, так как у нее была острая отрицательная реакция на папины вкусы и пристрастия. Наша комната приобрела вид временного пристанища без признаков уюта.
Мама особенно протестовала против книг. Папа оставил мне этажерку с книгами наших классиков, необходимых для учебы в школе. Мама сказала, что за пределами этой этажерки не должно быть никаких книг. Как назло, в это время всё продавали по карточкам, кроме книг. Когда мама мне давала деньги, само собой получалось, что я покупала книжки, благо книжный магазин был под боком, на Арбате. Мама ворчала, что «растет еще один Белкин». Но господь бог сыграл с мамой ехидную шутку. В институте ее заставили подписаться на полное собрание сочинений Ленина в 34 томах. Вскоре эти тома начали приносить домой по 2–3 штуки в месяц. Нельзя было, чтобы вождь валялся на полу, и мы купили книжный шкаф. За стеклом были выставлены тома, подтверждающие нашу лояльность, а в 80-х гг. я их успешно сдала в макулатуру, оторвав корешки.
Мама старалась наладить хозяйство: мы договорились, что раз в неделю я буду убирать квартиру, а мама – готовить. Стирала и покупала продукты для нас дворничиха. Мама готовила по воскресеньям мясной суп, который мы ели, пока он не портился (холодильников не было), потом