– Конечно, – заверил её сын, – обязательно. Я на работе отгулы взял, – пояснил он и добавил, – ты, мам, не беспокойся. Все хлопоты по похоронам я возьму на себя. Денег только надо.
– Сколько? – всё так же безучастно спросила Лидия Степановна.
– Бригадира прошлый месяц хоронили, так тысяч пятьдесят на всё, про всё ушло, – ответил Семён.
– Тебе сразу дать? – с трудом поднимаясь с кресла, спросила Лидия Степановна. От природы хрупкая телом, сейчас она и вовсе показалась сыну сгорбленным одуванчиком. И, возможно впервые в жизни, в душе Семёна что-то шевельнулось по отношению к матери доселе ему неизвестное. Жалость? Родилось и тут же умерло. Чужое. Не его.
– Всё-то сразу не надо, – сказал Семён, следя за тем, как мать доставала из шкатулки пачку пятитысячных купюр.
– Похоронные. Копила, – пояснила, отсчитывая деньги, мать. – Отцу не говорила. К чему? С моими-то болячками думала, что первой помру, а тут, на тебе. Пятьдесят, говоришь? – переспросила она.
– У бригадира на поминки много ушло. В кафе поминали. Всё начальство, да бригада, да родственники. Человек сорок, не меньше. Но им от работы какие-то деньги давали. А нам-то кто даст? – деловито спросил сын. – Тысяч тридцать давай. Пока хватит. Нужно будет ещё, спрошу, – пересчитав поданные деньги, сказал матери. Буднично так сказал, будто в магазин собрался сходить.
– Остальные здесь будут, – внимательно посмотрев сыну в глаза, сказала мать, складывая оставшиеся деньги в шкатулку. Затем, так же буднично, как и сын, добавила:
– Мои похоронные.
– Перестань, мам. Тебе ещё жить и жить, – попытался ободрить Семён. Все так говорят, и он сказал.
– Зачем? – возразила Лидия Степановна, посмотрев на сына. – Ушёл отец, а мне без него что здесь делать?
– Как что? – попытался сделать вид, что мать огорчила его этим ответом. – А мы? А внуки?
– Ладно пустое-то болтать! Вы! Внуки! Много я вас вижу? Будто на другом конце света живёте, – урезонила мать, сверкнув печальным взором.
– Дак дела, сама понимаешь, – пошёл на попятную сын.
– Понимаю. Чего ж здесь непонятного? – со вздохом кивнула Лидия Степановна, и опять уселась в кресло. – Иди уже. Дел-то, поди, невпроворот. Да Саньке не забудь позвонить.
– Не забуду, – с облегчением вздохнул Семён. – Ты держись, мать. Не горюй. Вечером позвоню, – сказал на прощанье Семён и ушёл. Лидия Степановна не отозвалась. Будто и не заметила, что приходил. Даже тенью не мелькнул.
Глава 3
Санька приехал рано утром. Успел на ночной поезд. Дверь открыл своим ключом. Раздевшись и пройдя в комнату, увидел сидящую в кресле мать. Увидел и не узнал. Сидела, поджав под себя ноги, какая-то совершенно незнакомая чужая старушка. Не мама. Простоволосая и растрёпанная. И глаза чужие. Старенький, множество раз стиранный перестиранный, штопанный перештопанный, с детства знакомый халат задрался, открыв худющие ноги-палочки.