Хлебушка хочу. Сергей Марксович Бичуцкий

даже после того, как она уходила. Не заметила, как эти чувства заполнили её жизнь, и стали предметом основных забот. Теперь её дни и ночи разделились на постоянно повторяющиеся периоды – до боли и после. Всё остальное померкло. Хотя, если быть откровенным, боль эту она сама себе выдумала. Надо же было чем-то занять себя. Всплывающие ранее в памяти события жизни затуманились, приобрели какие-то совершенно нечёткие очертания, и постепенно стирались. Посмотрела на настенные часы. Седьмой час. Утра или вечера, не знала. Какая разница? Уже больше месяца, как жила затворницей в чужой квартире, зашторила окна, отгородившись от всего мира, и жила в полудрёме и воспоминаниях. Не совсем, конечно. Раз в неделю выбиралась за продуктами. Покупала с расчётом на неделю и опять закрывалась. Много ли одной надо? По пути ни с кем из знакомых бесед не заводила. Да и где они, знакомые эти, в новом районе? Кивала в ответ на приветствие и всё. Устала от пустой болтовни. И от людей устала. Чаще всего память и сердце терзало прошлогоднее воспоминание, занозой саднившее душу. Как только потеплело, частенько выходила посидеть на скамейке перед подъездом, но лето минуло. В середине июня. Такое несоответствие календаря и реальной погоды в Карелии – дело привычное. Частые дожди и пронизывающий студёный ветер загнали под крышу. Да и не только это. В начале августа обидела свою единственную подругу, Надежду Михайловну. Лет тридцать дружили, а тут… Глупо, конечно, вышло, но признать свою вину, а тем более просить прощения, Лидия Степановна почему-то не хотела, хотя дело выеденного яйца не стоило. Плёвое, прямо скажем, дело. Соседка, увлекшись после выхода на пенсию кулинарией, постоянно что-то изобретала, и Лидии Степановне частенько приходилось выступать в роли дегустатора. Вот и тогда. Надежда Михайловна с горящими глазами стала хвастаться, что приготовила замечательный клюквенный кисель, и по сложившейся традиции предложила отведать. Сбегала домой и протянула полчашечки. Кисель действительно был замечательный, но это обстоятельство почему-то разозлило Лидию Степановну. Не выспалась что ли? Сделав несколько глотков, буркнула: «Сопли какие-то», и отдала оторопевшей подруге чашку с оставшимся киселём. Как в лицо плюнула. Подруга оторопело замерла, посмотрела удивлённо на Лидию Степановну, и, поджав губы, молча ушла. Зачем обидела, до сих пор не понимала. Не из-за того же, что образовавшаяся на поверхности киселя плёнка осталась на губах? Всегда так было, да и дальше будет. На то он и кисель. На самом-то деле причина была совершенно в другом – зависть. Пусть и неосознанная, но зависть. Завидовала, что подруга на старости лет нашла себе хоть какое-то занятие, а она нет. Но признаться себе в этом даже не подумала.

      Лидия Степановна тоже любила готовить, но смысла в этом занятии сейчас не было никакого. Некому готовить. Ещё два года назад её трёхкомнатная квартира была полна людей. Муж, старший сын с женой и внуками, да младший. Постоянная суета, шум, споры, детские слёзы, противостояние с недоброго нрава невесткой. Голова кругом. И всю эту ораву надо было кормить. Кроме неё некому. И готовила. С утра до вечера. Порой так уставала, что, добравшись, наконец, до постели, горестно про себя вздыхала: «Господи! Ну, когда же это закончится?». Жаловалась, хотя в Бога не верила. В жизни всё у неё складывалось более-менее удачно: учёба, работа, заботливый муж-трезвенник, дети, а теперь и внуки. Всё не хуже, чем у других, если не привередничать. Чего ещё могла желать женщина, с детства не привыкшая к жизненным «разносолам»? Так зачем же ей, скажите на милость, нужен Бог, если и так всё хорошо? По установившейся вековой традиции Бога поминали все, кому не лень, к месту и не к месту. Вот и Лидия Степановна. Не просила, конечно, ни о чём. Уставала, от того и вздохи эти. И в мыслях не было, что откликнется Тот, Которого вроде бы нет. Но Он откликнулся. Первым покинул родительское гнездо старший сын Семён. Скопили деньги на первый взнос, взяли ипотеку, и купили трёхкомнатную квартиру. Выбирали, само собой, где подешевле. Оттого и переехали на окраину города, в другой конец. И, несмотря на то, что город небольшой, оказалось, что переехали будто в другую страну. Машины своей не было, а добираться на автобусе до родительского гнезда в общественном транспорте, да ещё с детьми малыми для того, чтобы просто попить чайку, да обменяться ничего не значащими новостями, было откровенно лень. После напряжённой рабочей недели очень хотелось отдохнуть. А стирка? А уборка? Это на какой день отложить? Или ночью этим заниматься? А поездка, хочешь не хочешь, весь день ломала. Да и близости между ними настоящей не было. Одна видимость. Вот и решили сначала собираться один раз в месяц, а затем и вовсе стали только перезваниваться. Своя жизнь. Что тут поделаешь? По себе знала, сколько времени и сил забирают домашние хлопоты, потому и не винила никого – ни сына, ни жену его. Неизбежность. Через год после переезда старшего, уехал и младший, Санька. Закончил институт и уехал. Друг в Питер заманил. Хотела, чтобы дома остался, да куда там. Даже и слушать не пожелал, хотя Лидия Степановна отчаянно противилась его отъезду. Добрый слишком. Куда с таким характером? И обманут, и вокруг пальца обведут. Очень переживала, но Санька не отступил. Упёрся, как баран, и всё тут. Весь в отца.

      А в этом году, в конце августа умер муж, Игнат Терентьевич. Умер буднично и незаметно. Никогда не болел, а тут взял и умер. После отъезда младшенького пристрастились одинокие пенсионеры разгадывать