А бывало и наоборот: сапожник, описанный мной в романе 12 лет назад, в прошлом году чудом материализовался, перебравшись работать в будку на нашей улице. Волосы, правда, другого цвета.
Чудеса случаются, и чаще, чем нам кажется, и чудом является, конечно, то, что мои внуки Эдвард и Лусине знают свои семь колен даже в некоторых случаях в лицо. Такого счастья судьба давно не подкидывала армянам. Но самым большим чудом является то, что я сперва создала образ бабушки Шварца, а потом стала уподобляться ей во взаимоотношениях с внуками. Да, представьте себе, литература – великая сила, которая способна улучшать нас вне зависимости от возраста, даже если мы не только читатели, но и писатели. Но при условии чувства ответственности перед своим народом и всеми другими. Даже если человечество и не прочитает ни строчки из написанного мной, а имя мое ничегошеньки ему не скажет. Но я-то его люблю, и это очередной случай, когда безответная любовь возвышает, а не наоборот.
И наконец, это роман о замечательной школьной дружбе, хотя лучшие мои школьные товарищи и разъехались по чертовым бабушкам. И, конечно, о любви – ну а как без нее армянам, если ее адресаты все – от дворняжки в парке до давным-давно убитого фараона, от врача-патологоанатома до веселых братьев-близнецов, которые мечтают стать, как отец, классными ментами, чтобы был порядок у нас в стране и вновь воцарилась Любовь.
При всей моей везучести этот мой первый и, думаю, последний роман не назовешь баловнем судьбы. То питерский солидный издатель попенял мне, что история-то хороша, но слишком много в ней армян, а евреев не больше, чем турок, русских, испанцев, поляков, курдов и китайцев. Непорядок. То другой издатель из того же великого города выдвинул книгу на Всероссийский литературный конкурс «Национальный бестселлер», и она попала на читку в руки члена жюри – борцыни за права женщин и пидераполых. Можете себе представить, что она понаписала в рецензии. Руки могли бы опуститься навсегда, и я не издала бы эту книгу никогда, если бы добрые люди, окружающие меня, в своем большинстве не запилили бы на предмет издания, а в меньшинстве – не помогли делами и деньгами. Идеальная пропорция, неправда ли: на одну гендерообязанную – и такая прорва хороших людей?
Однако если бы двенадцать лет назад, когда я писала роман, мне удалось подглядеть нынешнюю ленту новостей, я бы, наверное, получила инфаркт задолго до борьбы с гендерами. Потому что кровь, насилие и вселенский дурдом казались уже тогда непревзойденным рекордом. Но, перечитывая текст, я не стала его менять и актуализировать, а приглашаю читателей вновь окунуться в те, как оказывается, безмятежные времена, когда наш сосед – Ближний Восток – жил в относительном мире, Каддафи еще дружил с Саркози, а семья Асада – с Эрдоганами, о чем в романе, конечно, нет