А я сказал:
– Потом как-нибудь, когда разбогатеем. А на охоту и с моим ружьем ходить неплохо. Я привык.
И он сказал:
– Тогда не выйдет ничего. Подкопишь денег – снова поговорим.
И я спросил:
– Ты не поедешь?
И он ответил, что нет, ни он, ни его помощник.
И тогда я понял и сказал:
– Абреков боишься.
И он не спорил:
– Жадности людской боюсь.
И я сказал:
– Стало быть, от выгоды отказываешься.
А он развел руками:
– Выгода – это когда своя жадность чужую одолевает. Но когда наоборот – то глупость уже, безрассудство. Все просто. Прежде чем товар продать, его сохранить надобно. А чтоб сохранить, нужно не от одной ржавчины защитить, еще и от жадности чужой. Купишь револьвер – поговорим.
И тогда я подумал и сказал:
– Ты же сперва согласился. Выходит, доверял? Поверь и в другом. Дай мне его задаром. А после, коли дело быстро двинется, я его выкуплю. Честное слово.
И он опять засмеялся, и снова весело, беззаботно так, словно я пошутил, только я ведь совсем не шутил. И он спросил:
– Хочешь еще чаю?
И когда мы опять прихлебывали из своих стаканов, сидя друг против друга, он сказал мне:
– Риск. Все дело в риске. Будь у тебя свой револьвер, я рисковал бы целой повозкой утвари да жизнью помощника. А дай я тебе его, револьвер, бесплатно, я рисковал бы уже оказаться ослом.
И я отпил глоток и сказал:
– Понятно. Все равно что конокраду плетку дарить, а после глядеть, как он ею твою лошадь погоняет. Ты это хотел объяснить? Только я ведь не конокрад.
– Верно, – улыбнулся он. – И я не осел. Да ты не обижайся. Лучше купи револьвер.
И я спросил его:
– Скажи, а разве не может с ним управляться помощник твой?
– Может, – сказал он. – Да у него есть свой.
– Зачем же тогда, – говорю, – еще один?
– А зачем ты сам моему помощнику?
– Как зачем? – говорю. – Я же там не чужак. Все ущелье пешком исходил, верхом изъездил.
– Вот-вот, – отвечает, – не чужак. Потому-то наверняка будешь знать, когда стрелять нужно, а когда револьвер за пазухой прятать… Да и потом — два револьвера лучше, чем один. Так?
И я сказал:
– Все правильно. Только нехорошо как-то.
А он сказал:
– Конечно, нехорошо. Быть может, потому и правильно, что нехорошо.
И я задумался, и он молчал, и думал я про твоего деда и про то, что нынче уж ему не придется тешиться, и что вместо того нужно будет ему решать, что такого еще проиграть, прежде чем приобрести себе эту штуку, а заодно с ней – и право на выигрыш, который тогда только выигрышем станет, когда оплатит новую эту потерю и вдобавок что-то еще, возможно, новое знание о правильном