Но на замок пелена не опустилась, и равнина между стенами и лесом оставалась чистой и открытой. Однако в том не было утешения, так как эта пелена полонилась незнакомым стуком, скрежетом и ревом, а также криками тех, кто не сумел вовремя бежать под прикрытие крепостных стен. Король слышал, как снаружи к нему взывают о помощи, и громкость тех голосов росла сообразно их страданию, покуда один за одним они не угасли по милости смерти.
Выжидать безучастно король более не мог. Он созвал своих конных рыцарей и пехоту, вооружил в своих стенах всех, кто мог носить оружие, и изготовился к битве. Королева остановить его не пыталась. Она и сама готова была отправиться вместе с ним, если бы он ей позволил, но он велел ей заботиться о тех, кто остался в стенах замка, и править в его отсутствие. Перед тем как открылись ворота, она с единственным поцелуем молвила:
– Пока ты не вернешься, я не буду знать покоя. Но до возвращения твоего не пророню ни слезинки: ведь это будут слезы скорби по тебе.
С самой высокой башни королева смотрела, как король ведет свое войско в туман, окутывающий тысячи конных и пеших.
Потянулись дни, наводненные призрачным шумом дальней битвы, с зовами труб и звончатым перестуком клинков, а когда туман начал рассеиваться, из леса выехал единственный всадник, и это был король. Обитатели замка взволнованно готовились к встрече. Ворота широко распахнулись, и люд приветствовал и восславлял своего правителя, хотя лик его был изможден, а кожа приобрела восковой оттенок.
В то мгновение королева узрела не своего супруга, а лишь тень некогда статного монарха. Изможденный король сидел на чахлом костлявом коне, чей косящий взгляд был преисполнен безумия и ужаса. Едва королю помогли спуститься с седла, как конь замертво пал наземь.
Королева повела своего супруга в их общие покои и помогла ему освободиться от окровавленных доспехов. Она омыла раны на его теле, и когда он стоял перед ней, уязвимый и беспомощный в своей наготе, из глаз ее скатилась одна-единственная слеза. Король, поцеловав ей щеку, своим лобзаньем впитал соленую влагу, и его взор вновь стал ясным и осмысленным.
С этого момента он начал набираться сил и обретать свой прежний облик, но перестал говорить, как будто воцарившаяся на поле боя тишина лишила его дара речи. Правил он по-прежнему справедливо, но теперь отдавал приказания с помощью жестов и посланий на свитках, а ночами возлежал с королевой на супружеском ложе. Между тем туман не исчез – он отступил в самые дальние края владений.
Королева ощущала его промозглым холодом в костях и мутноватой дымкой, которая застилала ее глаза.
А через год после своего возвращения король появился на дворе замка, вновь облаченный в доспехи и восседающий на статном скакуне. Когда королева спросила, куда он собирается, он указал мечом на север, и стало ясно, что он возвращается в туман. И тогда она изрекла во второй раз:
– Пока ты не вернешься, я не буду знать покоя. Но до возвращения твоего не пророню ни слезинки: ведь это будут слезы скорби по тебе.
На