– Ну, так что, поделишься? – улыбнулся он. – Давай, для чего еще нужны друзья, как ни для того, что бы вываливать на них ворох своих переживаний и неподъемный груз жизненных проблем? Друг всегда должен быть готов подставить плечо и позволить придавить себя и расплющить всей этой тяжестью, лишь бы ближний смог облегчить душу.
Ольга рассмеялась и посмотрела на Филипа с нежностью и благодарностью. Какой он все-таки хороший! И как ей повезло, что в жизни ей встретился такой добрый самый настоящий друг.
– Ты знаешь, что ты отличный друг? Просто замечательный.
– Не заговаривай мне зубы, пытаясь отвлечь меня своей лестью, хотя не скрою, конечно, приятной. Рассказывай. Знаешь ведь, что я не отстану. В конце концов, это же ни какой-нибудь страшный секрет, правда? Закон ведь ты не нарушала? Если нарушала, не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, – глаза у него поблескивали озорными огоньками.
– Нет, с законом все в порядке, вроде бы, – усмехнулась она. – Мне звонил Северцев.
Тонкие темные брови, получившего аристократическое воспитание отличного друга, готового принять на себя тяжкий груз чужих забот, взметнулись вверх. Новость и впрямь была неожиданная. Звонок их общего знакомого – событие редкое, почти знаменательное. Произошло, что-то из ряда вон, раз он позвонил.
– Ну, согласен, Игорь Афанасьевич нас не балует общением, – с иронией сказал Дворжский. – Но почему же, душа моя, тебя так взволновал и расстроил его звонок, что ты бледна, печальна и лишилась покоя? Вроде он обычно держит себя в руках и ведет себя вполне по-джентельменски по отношению к тебе. Да и ты знаешь, какой он… своеобразный. Так что же не так?
– Он предложил мне приехать. И я сказала, что приеду.
Она замолчала. Лицо у нее было грустное. Взгляд Филипа стал немного насмешливым и ироничным.
– Вообще, я всегда предполагал, что между вами что-то есть. По крайней мере, я был уверен, что со стороны Игоря точно есть какое-то чувство, хотя и довольно странное и своеобразное, как и он сам. Только он не мог или не хотел его понять. Возможно, наконец, разобрался в себе? Тебя это расстраивает?
– Нет. – Она покачала головой. – Все как-то очень сложно. Я сама в себе не могу разобраться. После разговора я готова была прыгнуть в первый же самолет. Даже не знаю почему. Я почти не вспоминала о нем все это время… А потом мне стало страшно. Я испугалась. Не хочу снова испытывать боль. Слишком мы разные. Как будто с разных планет. Да и вообще, все это сплошная глупость, временное помешательство…
– Оль, конечно, ты можешь решить, что человек, который так и не удосужился связать себя серьезными обязательствами по отношению к кому-либо, плохой советчик. Но, все же, мне кажется, правильно говорят, что лучше испытать боль и сожалеть о том, что было, чем терзаться мыслями о том, что могло бы быть, но от чего ты сама отказалась, отговариваясь тем, что это глупость и вы разные.