– На мантикоре? – ошарашенно переспросил Клэй.
– То-то и оно, – горько рассмеялся Гэб. – Это ж каким олухом надо быть, а? Мантикоры же зловредные. Да что я тебе рассказываю, ты и сам знаешь.
Клэй и впрямь знал; однажды мантикора насквозь проткнула ему правое бедро, до сих пор остался вот такущий шрам. Нет, на мантикоре далеко не уедешь. А потом, какой дурак решится оседлать крылатого льва с отравленным жалом в хвосте? Ан нет, похоже, нашелся один такой.
– Они и нам поклонялись, – напомнил Клэй. – Ну, тебе-то уж точно. И Ганелону. До сих пор и сказки сказывают, и песни поют о ваших подвигах.
Естественно, рассказы о подвигах были преувеличены, а песни по большей части – сплошная выдумка. Но их все равно помнили, даже тогда, когда те, кого восхваляли в песнях, давным-давно забыли о прежней жизни.
«А ведь когда-то мы были великанами…»
– Нет, теперь все иначе, – вздохнул Гэбриель. – Видел бы ты, Клэй, какие толпы собираются, когда эти банды приходят в город. Мужики орут как резаные, бабы визжат, рыдают взахлеб, чуть ли не в судорогах бьются… Говорю ж, как с ума посходили.
– Бред какой-то, – с чувством произнес Клэй.
– Так вот, – продолжил Гэбриель, – Розе втемяшилось в голову стать мечником, ну я ее и научил кое-чему, думал, что надоест, побалует и бросит. Я ж не учил плохому. Жена взбеленилась, понятное дело.
Еще бы, подумал Клэй. Валерия, мать Розы, не признавала ни грубой силы, ни оружия и терпеть не могла тех, кто ими пользовался – как во зло, так и во благо. Отчасти из-за нее банда и распалась.
– А у Розы оказался настоящий талант, – сказал Гэбриель. – Из нее вышел отличный боец, и это я говорю не из отцовской гордости. Поначалу она устраивала битвы с соседскими ребятишками, но тем быстро надоело – кому ж интересно, когда тебя раз за разом укладывают на лопатки. Тогда Роза начала ввязываться в уличные драки, а потом уговорилась с устроителями турниров и показательных поединков, ну и понеслось.
– Еще бы, дочь Золотого Гэба… – задумчиво произнес Клэй. – На нее всякому любопытно поглядеть.
– Ага, желающих нашлось немало, – кивнул приятель. – Только как-то раз Валерия увидела синяки и взъярилась. Ох, да ты же ее знаешь… Она во всем обвинила меня, а Розе и думать запретила о мечах да о баталиях, так что какое-то время дочь не участвовала в поединках, а потом… – Он умолк, скрипнул зубами. – Когда Валерия меня бросила, мы с Розой… в общем, мы тоже рассорились. Она снова взялась за свое, дома не бывала сутками, к синякам прибавились раны посерьезнее. И волосы обкорнала… Слава Святой Четверице, что Валерия этого не видела, иначе я бы тоже кой-чего лишился – не волос, а головы. А тут еще и циклоп откуда ни возьмись…
– Циклоп?
Гэбриель покосился на приятеля:
– Ну, здоровый такой