– Опять колдовство, – тихим шепотом произнес Микула и закрыл глаза, из которых покатились слезинки.
– Нет, воин, это не колдовство, а промысел Божий, – шепнул я ему в заросшее густым волосом ухо. – Он тебя любит, потому и послал меня помочь тебе.
Постепенно зеленое сияние стало блекнуть, затухать. Я оторвал ладони от плеч Микулы и поднялся. Князь с сыном, перекрестившись и произнеся: «Слава тебе, Господи!», поднялись с колен и подошли к кровати. Микула, запахивая разорванную мной рубаху, поднялся с ложа скорбного, поклонился нам большим поклоном и занес руку – перекреститься на икону, да так и замер. Мы оглянулись и все четверо дружно рухнули на колени. Лик на иконе источал яркое золотое сияние с зеленоватым оттенком… и вроде даже слегка улыбался…
На следующий день князь засел с грандом и еще несколькими донами в кабинете: дела делать да вопросы решать. Василий умчался к своей чаровнице, а я с Маркелом отправился осматривать город. Пошли пешком, что знатными кабальеро здесь практикуется и не считается умалением достоинства дворянского. Первым делом, благо по пути, заглянули на рынок. Там, в принципе, все было как обычно в таких местах: та же суета, тот же гул голосов с возгласами торговцев, расхваливающих свой товар или спорящих с покупателями, почти те же запахи. Сначала шли между развалов овощей и фруктов, привезенных с ближайших к городу асьенд. Я приценялся, разговаривал с торговцами, задавал вопросы. Веселый народ! И поговорить любят, и позубоскалить. Хотя, судя по одежде, особого достатка от своего бизнеса не имеют.
Торговля шла прямо «с колес», вернее, с больших корзин, стоявших на телегах. Таких овощей и у нас в Новороссийске достаточно, а вот фруктов своих пока нет. Сады только в прошлом году заложены. Зато ананасов много. Большие шишки в поле растут, рядом с картошкой и томатами. А здесь я их что-то не заметил. Не выращивают местные аграрии, говорят – не вызревают. Вот и еще одна статья дохода нашего княжества.
Дальше рыбный и мясной ряды. Лотки с рыбой разных пород и размеров. Некоторые экземпляры еще даже хвостами шлепают и рты разевают. Рыбаки сети на рассвете перетряхнули, улов на базар свеженьким попал. Таким же свежим было и мясо, говядина и баранина, разложенное на досках легкого прилавка и укрытое широкими листьями от мух. Сверху, от дождя и солнца, прилавки закрыты холщевыми навесами. Мясом и рыбой торгуют только до полудня, до сиесты. Продукт от тепла портиться начинает, холодильники-то еще не придумали. Потому забой скота, как мне сказал метис-торговец, производится по потребности. Я видел, как к его соседу-испанцу, у которого остался единственный не проданный кусок бараньей грудинки, подбежали два полуголых негритенка с корзиной еще «живого» мяса, истекающего каплями крови. Свежатинка! Бери, готовь и наслаждайся.