Я не умею ничего делать. У меня нет образования, я никогда не занимался физическим трудом. И меня не изменить. Есть, конечно, сильные люди, что могут сломать хребет судьбе и развернуть ее на сто восемьдесят градусов. Но я не из этой породы. Слабак и плакса – вот кто я такой. Мой путь окончится очень просто: бутылка, общественно-полезные работы, бесплатная клиника для бездомных, крохотная ямка на заднем дворе крематория.
Жадно припав к бутылке, я со шкворчанием высосав из нее остатки пива. Настроение ни к черту. Придется, наверно, взяться за коньяк. Снова приходят в голову дурацкие мысли. Надо о работе думать, а не плакаться в собственную жилетку. Ричи попросил посмотреть пару новых эпизодов, и лучше бы мне это сделать, если я хочу и дальше пить натуральный коньяк а не синтезированный спирт.
Пальцы сами коснулись нагрудного кармана. Там лежал маленький диск для мнеморекордера. Чужие чувства, – быть может, они подстегнут мои собственные. Но не сейчас – слишком хочется спать. Вытянуться на диване, не раздеваясь, и закрыть глаза. Но сначала – капельку коньяка. Всего лишь один глоток.
Дерево едва заметно качалось. Здесь, на самой вершине, очень тихо. Слышен только шелест влажных зеленых листьев, пряно пахнущих солнцем. Сладко замирало сердце от страха и гордости – кто из мальчишек сможет залезть на самое высокое дерево в парке? Никто.
Ветер упругой рукой качнул дерево, и я вцепился в тонкую ветку над головой. Кроссовки скользили по влажной коре, было трудно удержаться на одном месте. Можно, конечно, сесть и поболтать ногами, подразнить приятелей, оставшихся внизу. Но это не серьезно, я не малек, чтобы так поступать. Мне надо подняться к самой верхушке и привязать там черный платок – такое условие нашего спора. Платок в кармане, до верхушки осталось совсем немного… Пора.
Шмыгнув носом, я подтянулся, заелозил подошвами по мокрому стволу, пытаясь найти опору. Не удалось – кроссовки обдирали кору, но и только. В животе заворочался маленький зверек – жутко холодный и противный. Лягушка. Мокрая, склизкая, вонючая лягушка. Только не это!
Я взглянул на живот, заметил краем глаза крохотную фигурку Мика у подножья дерева. Задрожали руки. Наверно это от волнения. Так всегда говорит мама, когда у нее начинают по утрам трястись руки, а отец из-за этого злится.
Кроссовки соскочили со ствола, и я вздрогнул. Наверху затрещала ветка – пронзительно и чисто, словно птица. Я вскрикнул и вдруг понял, что повис на одной руке – левая соскочила. Я попытался дотянуться до соседней ветки, пытаясь охватить ногами ствол. Зря отвлекся. Не надо было думать о доме, надо было думать об этой ветке, ведь она такая тонкая что…
Мне стало вдруг легко и свободно. Как птице. Я видел, как огромная крона уплывает вверх, в безоблачное синее небо. Нет, не так. Это я лечу. Вниз. Сердце перестало биться. Все замерло на секунду,