Петр: – Но актеры-то хорошие. Я ведь снимал многих из них.
Борис: – Актер или АКТЕР, или НЕАКТЕР. А хорошими или плохими они не бывают. И нельзя же так издеваться над театром. Не знаю, нужно же иметь хоть какое-то уважение к себе, чтобы отказаться работать с плохим режиссером.
Петр: – А кушать-то надо, детей кормить…
Борис (задумчиво): – Ну, это тогда театральный бизнес.
Петр: – Многое в этой жизни компромиссы и купля-продажа.
Борис: – Многое, но не все. Мне кажется, вакуум там образовался по очень простой причине. Точнее по двум причинам…
Петр: – Интересно.
Борис: – Понимаешь, режиссер должен быть личностью. Творцом. А такого человека сейчас нет. Его, возможно, нет и в других театрах. Я не знаю, чем наш город так провинился, что театральная жизнь есть, а спектакли, которые потрясают, можно пересчитать по пальцам. И появляются они даже не каждый год.
Петр: – А ты хочешь фабрику по производству шедевров? (смеется)
Борис: – Людям прививают плохой вкус.
Петр: – Мне кажется, что его прививают давно и не только в театре. Ты идеалист.
Борис: – Дорогу осилит идущий. И ему можно простить неудачи, если будут красивые и цельные работы. А топтание на месте и бег по кругу лично мне не интересен (пауза).
Я не совсем понимаю, что произошло и когда это произошло. Что люди приняли новые правила игры – удобные кресла, вкусный буфет, легкие спектакли ни о чем. Вот они ходили, восхищались, хотя были и недовольные, но спектакли рождали эмоции, чувства, заставляли сопереживать, заставляли работать голову и сердце, даже не важно в плюс, или в минус…У истинного творчества всегда будет множество граней и оценок. Невозможно угодить всем. И еще…(пауза)…Им дали свободу. А многие из них не знали, что с ней делать. Олег сидел там, в своем кабинете и был далек от всех этих интриг и всей этой театральной бытовухи. Ему наплевать на это было. А многим был нужен не ТЕАТР, а райсобес (пауза)… Он уже уходил, буквально через две недели его уже не было в городе. Или он уже ехал? Не помню…. И шел удивительнейший спектакль, это был последний спектакль в сезоне. О котором этот кавалерист, с глазами белогвардейского офицера из советских фильмов, сказал, что в нем учат детей убивать своих родителей. И тогда я понял, что ВСЁ. КОНЕЦ. Зеленая Лампа очнется нескоро. Там был эпизод, где Роберто Зукко разговаривал в метро со стариком-бродягой. А действие происходило на большой сцене, и зрители сидели прямо на сцене. По-моему, это был конец июня. Будто капала вода в метро, по сценарию шел дождь, а старик говорил так искренне, так проникновенно, таким тихим, красивым голосом, что цепляло каждое его слово. Ты погружался туда, был рядом с ними в этом метро. Ты сидел завороженный происходящим. Настоящая магия. И начался дождь,