– Что мне нагреть для тебя?
Но обжигающее солнце Африки вместе с воспоминанием о том, как африканка раздергивала солому со своей крыши, чтобы накормить корову, отбило у Даниэлы всякий аппетит.
– Я не спешу, – сказала она Ирми. – Сначала бы я хотела подняться к себе и немного отдохнуть, ну а потом, если можно…
– Какие проблемы! Они могут отложить обед, но они должны будут тогда покончить с едой до трех, потому что должны отправиться в путь к раскопкам, возвращаться им придется уже ночью.
– Это что – так далеко?
– Не очень. Но идти придется медленно.
– А как насчет меня?
– Отдыхай. Читай. Ведь твой роман я не сжег…
– Так кто еще кроме меня остается здесь?
– Здесь всегда есть вооруженный охранник.
Внезапно ее охватила паника.
– А можно я пойду с тобой? Мне там найдется, где поспать?
– Можешь ко мне присоединиться. Но с одним условием. Ты, в отличие от своей сестры, не будешь собираться до последней минуты. Ты должна быть готова к двум тридцати. Мы перекусим – и в дорогу. Хочешь, чтобы я те бя разбудил?
– Этого совершенно не нужно, – сказала она с непонятным ей самой огорчением. – Не думаю, что смогу уснуть.
И она медленно стала подниматься по широким и удобным ступеням. Комната, из которой она ушла утром, пахла лизолом, что заставило ее вспомнить о школьном туалете. В ее отсутствие пол был вымыт, душевая сверкала чистотой, а кровать перестелена. Она посмотрела на голубоватую дымку, занавесившую летнее небо. На отдаленном холме две зебры не то дрались, не то совокуплялись, ей было не разобрать. Она подумала о муже. Был ли Амоц и в самом деле автором этого выражения «дружественный огонь», которое на протяжении всей траурной недели не сходило с уст Ирми, пополняясь все новым и новым сарказмом, угнетавшим и парализовавшим ее сестру.
Она оставила закрытыми деревянные ставни, и комната погрузилась в сумрак. Здесь было очень удобна… Но чего-то ей недоставало. И она поняла чего. Большого, в полный рост зеркала, в котором она могла бы разглядеть себя целиком. Маленькое поцарапанное зеркальце, висевшее над мойкой, не могло удовлетворить ее любопытство. Она сбросила кроссовки и одежду. Вспоминая восхищенные взгляды аборигенов, она порадовалась, что в свое время прислушалась к совету Амоца – не бояться кричащих красок в одежде, если покупаешь ее там, где ее произвели. Годами она носила только брюки, убеждая себя, что платья ее полнят. Но здесь… здесь она совершенно свободна и может наплевать на то, как выглядит. Мимолетное прикосновение к одежде напомнило ей об утренней прогулке к слону.
Она вытянулась на постели, не снимая лифчик и брюки. Пролежав так несколько минут, расстегнула бюстгальтер, обнажив груди. Затем все же накинула рубашку Ирми – самую легкую из тех,