– Ишь вы, – опять восхитилась Мария Власьевна. – Нет, Макаров, вы явно фруктус! Как это вы с женой-то, неужели так вот.., или всё же, как на фронте – вперёд, в атаку! А, Макаров? Вы слыхали про наших донцов, про Кузьму Крючкова?
– М-м..? – вопросительно ответил Макаров.
– Как же, – удивилась Мария Власьевна – Недавно было:
утром четверо донских казаков в районе Кальварии выехали в разведку. Ехали вначале низиной, а когда стали в гору подниматься, столкнулись с немецким разъездом. Представляете, четверо донцов, а немецких кавалеристов двадцать семь человек! Так верите-ли: немцы только завидели наших казаков, стали поворачивать коней! До чего грозны для них казаки! Только офицер немецкий, видимо, поняв, что казаков всего четверо, приказал атаковать. А наши даже не дрогнули, и, не задумываясь, кинулись на немцев. И представьте – с ходу уложили несколько человек! Однако на каждого казака набросились по несколько немецких кавалеристов. Козьму Крючкова окружили аж одиннадцать немцев! А он только успел пересчитать всех и в атаку. Вскинул винтовку и р-раз – второпях перекосило патрон. А немец его по пальцам рубанул. Тогда он выхватывает шашку – вот оружие казака, и бросается на врагов. Они его достать пытаются – ранят, да за каждую рану жизнью платятся, кто приблизился к Крючкову, тот уже с жизнью простился. Тут он и вовсе схватил немецкую пику и ею остальных и уложил, представляете? А в это время его товарищи добили других немцев. Двадцать четыре трупа немецких кавалеристов остались лежать!
Даже в сумерках было видно, как горят глаза Марии Власьевны, рассказывавшей Макарову о геройстве донских казаков так, словно она и сама скакала вместе с ними в атаку. Такое восторженное отношение к войне Макаров встречал только у детей.
– Сам Крючков получил шестнадцать ран, – продолжала Мария Власьевна, – незначительных, а его лошадь одиннадцать. Шесть вёрст назад проскакали. Первого августа сам генерал Ранненкампф специально прибыл в Белую Олиту, снял с себя георгиевскую ленточку и приколол на грудь Крючкову. Представляете, Макаров?! – восторженно закончила Мария Власьевна.
– Это тот казак, что на плакате, по нескольку немцев на пику насаживает? – поинтересовался Макаров.
– Да, он самый, Козьма Крючков!
– Ну, то плакат, – махнул рукой Макаров, – агитация…
– Нет, но одиннадцать немцев, – не сдавалась Мария Власьевна. – Признайтесь, Макаров, и вы из таких же героев, из русских богатырей, а?
Макаров смущённо молчал.
– Да вы женаты ли? – продолжала веселиться Мария Власьевна.
– Так точно…
– Та-а-к.., точно, – сострила Мария Власьевна, – и дети есть?
– Трое…
– Вот! – Она уже чуть ли не смеялась. – И здесь напор и натиск, а с виду… Мда.., – она вдруг задумалась, замолчала, так что Макаров даже покосился в её сторону. – А у меня муж погиб, перед самой войной.., – сказала она неожиданно, – только одного ребёнка и родила…
Макаров переступил с ноги на ногу:
– Жалко, – сказал он.
– Нет-с, не жалко, –