А когда баржи приходят – разгружаются-грузятся, младший Макаров бежит на пристань подработать.
Старший же Макаров с середины июня собирал инструмент и ходил полтора-два месяца по деревням с побывками домой на сенокос по заказам, заявленным ещё с зимы, клал-перекладывал печи, в основном русские с лежанкой, с подом, с шестком. А возвращался – занимался хозяйством, клал печи в городе. По-городскому, уже больше на новый лад – с чугунными плитами для приготовления пищи, голландки, камины. А с глубокой осени до весны делал лодки. Тут и младший Роман ему пособлял, учился делу. Теперь, конечно, строительство в Таре не то, что раньше, когда была она чайной столицей Сибири. И если старший Макаров надеялся прожить как-нибудь, то младший намеревался уехать со временем в Омск, где теперь стройки шли полным ходом, и овладеть там строительным делом, пойти учиться, стать со временем десятником.
Было у отца Макарова и ружьё. В этом крае у самой границы таёжных лесов, где обширные степи сменяются урманами17, а береза, осина, ива соседствуют с елью, лиственницей, сосной, местами на увалах18 поднимаются стены густо пахнущих смолой пихтачей да синеют шапки кряжистых кедров ― редко кто не охотился. По осени иной раз Макаров ходил и на утку ― на озёра. Но стрелял дичь неохотно, не любил выстрелов ― на войне настрелялся. Ещё тогда, когда пришёл домой с Японской войны, Роман Макаров год целый не причащался ― батюшка не велел. «Ты, – говорит, – поговей, – исповедуйся, а к причастию пока не ходи. Очиститься надо. Всё ж хоть и святое дело – державу оборонять, но кровь ведь на тебе человеческая… Отмякни душой.
В это лето Макаров вернулся с заработков необычно рано ― в середине июля. А причина был самая несуразная – заказы, поступившие с зимы, отменились. С каким-то непонятным недовольством встретил его мужик-хозяин, что собирался ещё зимой печь перекладывать.
– В чём дело-то? – допытывался Макаров.
– А ты не слыхал, чай? Старца нашего, что в столицу ходатаем был, баба ножом пырнула.
– Какого старца? – не понял Макаров.
– Григория-старца из Покровского, с Туры.
– А кто ж его?
– Так говорят же те – баба, Гусева какая-то, Хиония кабыть. Не наша баба, приезжая…
– Ну вот – огород! – раздосадовал Макаров, – Что ж из-за бабы теперь печи не класть?
– А то, что не время затеваться.., – заключил хмурый мужик-хозяин и отказался от ремонта печи.
Но подзаработал Макаров неплохо, конечно, да ещё ведь заказы были, но что-то настроение пропало, отдохнуть захотелось что ли, по своим ли соскучился. Пришёл на радость Устинье и