Так прошло много времени, юноша продолжал один заботиться о крове, пропитании для костра и для них самих, а еще для многочисленных путников, проходивших этими неприветливыми к человеку горами. Но однажды он обратился к Страннику с просьбой выслушать его. Я остался один еще маленьким мальчиком, сказал он, подбрасывая иголки в костер, и с тех был вынужден заботиться о себе и о своем призвании сам. Но небо сжалилось надо мной и послало мне тебя – старшего брата, которого у меня никогда не было. И пусть нас родила не одна мать, и не один отец, но после стольких дней, проведенных бок о бок на ночном холоде, ты мне как брат, и я прошу тебя – стань моим братом по духу, будем вместе заботиться о ночных путниках в долине. Мы построим еще одну хижину вниз по течению, куда не долетают отблески искр моего костра, и тогда во всей долине путникам будет, где преклонить главу на ночь. Ночью мы будем жечь костры, днем – заботиться о хлебе насущном, потом женимся, родим детей и преумножим наши роды, и тогда эти горы перестанут зваться самыми страшными и пустынными местами во всем подлунном мире.
Сказав это, юноша весь дрожал в ожидании ответа, но что мог сказать ему Странник, если в этот миг он ощутил странное сосущее чувство под левым соском. Обещав юноше дать утром ответ, Странник уже знал, что стоит тому задремать, утомленному еженощной борьбой с холодом, как он навсегда покинет эту ледяную долину под синим небом, не попрощавшись, не поцеловав ребенка в рано поседевшие виски, не оставив после себя ни единой весточки на память. Сидя у костра, Странник чувствовал, как сухой огонь боли охватывает его голову, сжимает ее, выдавливая из нее мысли и чувства. Странник ждал только одного – лишь бы юноша скорее заснул, чтобы как можно скорее оставить место, ставшее источником страданий. Уходя, Странник оглянулся на веселый костер, так и сыпавший искрами в небо, и продолжил свой путь без сожаления об оставленном позади юноше и той части своей жизни, которая с тех пор принадлежала уже не ему. Странник всегда оставлял позади себя руины прежней жизни, потому что в том месте, куда направлялись его стопы, не было места прежнему, отжившему, оставленному. Оно сгорало в пламени, пожиравшем его голову с тех самых пор.
Все последующие годы Странник и не вспоминал о юноше у костра, как не вспоминал о хижинах и дворцах, о женщинах и детях, о винах и яствах, но однажды, много лет спустя, Странник вновь оказался в той долине, столь негостеприимной к ночным путникам. Как и в первый раз, на хребтах висели холодные серые облака, Странник был уже стар и дрожал от холода