Пятьдесят шестой день Расцветания оказался первым по-настоящему жарким днем в этом году, хотя иные предсказывали, будто уже нынче море замерзнет, а оттаяв лишь спустя девятнадцать лет, обрушит сильные шторма и наводнения на всю Дордонию. Почти никто не верил в эти россказни, а те, кто верил, сегодня могли воочию убедиться в абсурдности и пустословии «иных». Воздух был раскален, духота заставляла горожан расстегивать последние пуговицы на туниках и рубахах, а других и вовсе нырять в Солнечное Море, не дожидаясь официального королевского разрешения на купание в естественных водоемах.
Всех жителей Дастгарда, которых обычно объединяло до неприличия мало общего, сегодня все же связывало кое-что: тысячи людей торопились скорее закончить все свои дела, в этот раз не для того, чтобы весь остальной день отлынивать от работы, а для того, чтобы к полудню подоспеть на площадь, где должны были казнить вора и распутника, мошенника, своими деяниями признанного изменником государства, странника и медведя из бедняцкого квартала, Сарвиллом именуемого.
Каждый, от мала до велика, знал имя странника наизусть, устав от постоянных объявлений, которые выкрикивали в переулках начинающие герольды и обычные скучающие пьяницы, и барды – часто последние напоминали вторых и наоборот. Странниками же во всей Неймерии называли отнюдь не тех, чьи дела и убеждения постоянно тянули их на чужбину, а людей, рожденных с глазами разного цвета. Серый и зеленый, голубой и черный – какое бы сочетание цвета глаз не проявилось у человека – это казалось странным для любого разумного существа, населяющего материк, будь то скупой гном, падший эльф, самый обычный человек или кровожадный гоблин. И, конечно же, все эти разумные существа сторонились странников так, как принято сторониться всего, что хоть на малую толику отличается от привычных стереотипов и несет в себе загадку, которые общество давным-давно обленилось разгадывать или, по крайней мере, доносить эту отгадку до обывателей.
В глубине Купеческого квартала, между храмом великой и щедрой Касандры и лавкой торговца тууринскими коврами стоял старый сиротский приют под покровительством того же храма, названного в честь Богини Плодородия, в котором маленькая Кристи лежала в кровати