не зря я Анну представлял Зверя Богиней…
нет, ароматней даже – девственностью чистой!
Отблесками когтей пройдусь по вкусной коже,
прелесть округлостей клыками вновь рисуя:
«Анна (ужель бабьим согласием рискуя?) —
женщиной! – Волкодлака принимает, боже?
И я теперь могу, мужчиной обратившись,
губами, пальцами и языка касаньем,
того добиться, чтобы стать Анны желаньем:
«французской смертью» умереть, вновь возродившись
из пепла фениксом, средь пирамид экстаза,
страсть вознеся на уровень Эйфеля башни;
иль первозданность взборонив целинной пашни,
вновь ожидать от тела просьбы иль приказа!»
Секса канвой на полотне слов ритм «вышит»?
Тут я поставлю многоточье для вопроса —
пока достаточно этапов ралли-кросса,
с креном опасным стихотворного «заноса»!
Или, читая, Аннушка уже не дышит?
*****
Фотокомментарий №0056
– Из волн орнамент так затейливо с причёской
соприкоснулся, словно сходство подтверждая
локонов Ангела «ромашкового рая»
и океанских, не уложенных расчёской,
на радость свадебному дню или невесте… —
шепнула младшая из роз, приникнув к цвету
своей подруги старшей, подражая лету,
что льнуло к розам теплотой дня, с солнцем вместе…
А старшей розе не до лепетанья младшей:
она в винтажный уголок уж превратилась —
орнаменту узором листьев полюбилась,
в отличье от соперницы, слегка увядшей, —
и теперь вправе к прядям Анны прикасаться
нежностью листьев и бутонов ароматом,
цвет лепестков перемешав с сиянья златом,
чтоб Волкодлак даже не вздумал опасаться —
понравится ли стильность рамки как багета,
Аннушке фотоснимку, ставшему картиной?
Крик слов и рифмы стон, сокрытых под личиной,
знаком вопроса замерли, вместо ответа…
– Анна шесть длинно-долгих лет с мужем живёт:
ей третьим лишним Оборотень-Зверь не нужен…
Зачем боль памятью всегда надежду бьёт:
«Анна ужасно счастлива с любимым мужем!»
Подумать только, сколько времени прошло:
разум гусиной кожей сердце покрывает…
или во мне кто-то так чувством помогает,
чтоб одиночество быльём не поросло?
Память наказывает Волкодлака следом
видений-образов, когда была другой
та, моя Анна… коей был совсем неведом
страх перед сущностью моей, ставшей иной?
И как по супермаркетам вдвоём бродили,
наряд подыскивая к «мужа» вечеринке;
и как, со встречи нашей на базаре-рынке,
Анну до дома провожал; и как просили
её глаза меня – о чём? – поверх дисплея,
когда не ведала она, что видел я…
Теперь у Анны