Мост через реку Квай. Пьер Буль

был замечен во вредительстве, привязывали к дереву, хлестали лозой с шипами и оставляли голых, окровавленных на долгие часы на милость муравьев и тропического солнца. Вечером товарищи приносили пострадавших в лихорадке со спиной, разбитой до мяса, к Клиптону. А он не имел возможности подержать их у себя подольше. Сайто не забывал о них. Как только они начинали передвигать ноги, их отправляли на стройку под специальный пристальный надзор. Несгибаемость этих сорвиголов трогала Клиптона до глубины души, вызывая иной раз на глаза слезы. Его изумляло, что они несмотря ни на что не сдаются. И всегда среди пострадавших находился кто-нибудь один, кто из последних сил приподнимал на носилках голову и едва слышно шептал, пытаясь подмигнуть, употребляя выражения, которые употребляли все пленные от Бирмы до Таиланда:

      «Не построить им свой еб… мост, док! И еб… поезд их еб… императора не проедет через еб… реку их еб… стран. Наш еб… полковник прав, он знает, что делает! Увидите его, скажите, что мы с ним заодно и еб… обезьяне никогда не справиться с еб… английской армией!»

      Никакие самые зверские наказания не достигали цели. Люди к ним привыкали. Пример полковника Николсона кружил им головы сильнее пива и виски, о которых в лагере они успели забыть. Если после жестокого наказания парень с подорванным здоровьем больше не мог рисковать своей жизнью, находился другой, кто шел на риск. Они сменяли друг друга бесперебойно. Клиптон ставил этим простым парням в особую заслугу, что они не покупались на притворную ласковость начальника лагеря, свойственную ему в грустные часы, когда все привычные наказания так ни к чему не повели, а новых он пока еще не придумал.

      И вот однажды комендант лагеря собрал всех пленных у своей конторы, сняв с работы пораньше, чтобы они «не переутомились», как он им объяснил. Он раздал всем рисовые колобки и фрукты, купленные у тайских крестьян в соседней деревне, сказал, что это «подарок от японской армии, желающей, чтобы они лучше работали». Он оставил заносчивость и решил сыграть на панибратстве. Теперь он говорил, что он тоже простой деревенский парень и хочет одного: выполнить свой долг, не имея неприятностей. Офицеры, сказал он, отказались от работы и перевалили ее на плечи рядовых. Он понимает недовольство простых солдат и не винит их. Больше того, он им сочувствует. И своей собственной властью он уменьшит для них норму. Инженер определил ее как полтора куба земли в день, а он просит делать их по кубу в день на человека. Он уменьшает норму, понимая, сколько у них тягот, но страдают они не по его вине. Он надеется, что его дружеская помощь, жест доброй воли поможет им поскорее закончить нехитрую работу, а вместе с ней и проклятую войну.

      В конце речи голос полковника Сайто звучал почти умоляюще. Но просьбы и потачки помогли делу не больше пыток и наказаний. На следующий день все выполнили норму. Все, как один, тщательно выкопали свой кубометр земли. А кое-кто даже больше. Но гора земли выросла совершенно не там, где ей было положено,