Юная гречанка сделала книксен и удалилась.
Закрыв дверь в номер, Илья повертел буклет в руках и положил его на полочку перед зеркалом.
Несколькими часами ранее, вдоволь насладившись морскими и солнечными ваннами, а также яствами открытого пляжного кафе, разморённый Илаев вернулся в отель. Разлегшись на широкой кровати, он сам не заметил, как погрузился в крепкий послеобеденный сон, который и нарушил нежданный визит рекламного агента из ресторана «Олимп».
– Вечный двигатель торговли, – пробормотал Илья, – нигде от него покоя нет.
Он посмотрел на часы.
«Ого! – стрелки показывали половину восьмого вечера. – Неплохо я подремал».
Илья спешно отправился в ванную комнату, где принял душ, гладко побрился, насухо вытерся большим белым махровым полотенцем, и, соорудив из него набедренную повязку, вышел на балкон. Ощущая лёгкий морской ветерок и нежные прикосновения лучей заходящего солнца, созерцая умиротворяющий южный пейзаж и отдыхающих, неспешно прогуливающихся по улочкам, Илья невольно задумался о планах на вечер. В тот момент ему не хотелось ни забивать себе голову поручением Реболарова, ни гадать о судьбе Косты Симиниди. Журналист решил отложить все дела до завтра, посвятив остаток дня исключительно отдыху и увеселению. Вот только мысли об Элеоноре не выходили из головы.
«Отчаянная женщина!» – с оттенком глубокого внутреннего восхищения подумал Илаев. Он намеревался дождаться в номере прихода Элеоноры, но, немного поразмыслив, засомневался, что она появится.
«Зачем ей это? Она и так из-за меня подставилась! Ведь если с Костой действительно произошло несчастье, то меня начнут искать вместе с сообщницей, которая помогла мне покинуть место происшествия», – Илья грустно вздохнул, но всё же решил посвятить ещё какое-то время ожиданию.
Журналист закурил. Думы об Элеоноре плавно перетекли в череду размышлений об истории и археологии, об Авиценне и его «Книге жизни». Будто обрывки аудиозаписей, в его голове прокрутились слова Бештерова о рецепте бессмертия, якобы поведанном в рукописи; пересказанная Симиниди легенда о человеке с чистой душой, который подарит людям сокровенные знания; разговор со стариком Синеевым, рьяно утверждающим, что рукопись – всего лишь выдумка авантюристов.
Неожиданно для себя Илаев отметил, что пробуждённые Реболаровым эмоции не исчезли. Журналист чувствовал тепло того почти угасшего огонька, что, занявшись вновь, осветил его внутренний мир и звал на поиск истины. Илье показалось, что он испытывает подобие почти позабытых ощущений, которые когда-то побуждали его принимать твёрдые решения и идти к цели, не взирая на преграды, стоящие на пути. Но даже сейчас журналиста одолевали сомнения в правильности своих действий. Илья вообще не был уверен, стоило ли возрождать прежние эмоции.
Он покинул балкон, несколько раз смерил шагами номер, присел на краешек кровати и включил телевизор. Бегло пролистав местные каналы, Илаев остановился на российском,