– Ну что ж, начнем, – она улыбнулась девушкам и подсела на низенький пуфик у кровати, – Привет, Дерк, – Ивири провела рукой по его взмокшему лбу.
Она испытывала к нему странные чувства. Первые дни ей и самой было не по себе – она понимала простых девочек-служанок. Однако, в отличие от них, её, конечно, не смущало то, что Дерк Неруим – медиум, колдун. Нет, Ивири сбивали с ног его душевные муки, которые девушка ощущала со всей остротой, как свои. Она старалась блокировать дар эмпатии, глядя в некогда красивое, а сейчас смертельно-бледное, осунувшееся лицо, искаженное гримасой боли. Дерка отказался лечить даже родарийский целитель, утверждавший, что мужчина был поражен черной магией, которой невозможно противостоять. Ивири хорошо помнила тот миг. Тело жены Дерка было залито кровью, он удерживал голову, всматриваясь в глаза Мираим, из которых за считанные секунды вышла вся жизнь. Она помнила жуткий черный рой, извергшийся из его рта вместе с криком на женщину-монстра. Правильное ли решение она приняла, приказав после сражения доставить Неруима в замок Уорк в Рукрине? Быть может, вернее было бы перевезти его в Родарию, да и самой отправиться туда же, однако ею руководил долг и обещание, данное отцу. А Дерк был движим местью и ненавистью к Верану и, пока находился в сознании, также заявил, что хочет вернуться в Рукрин. В глубине души Ивири понимала, что, привозя сюда мага, который спас ей самой жизнь, она надеялась на то, что сможет повлиять на него и убедить в невиновности Верана. А еще она не могла не сочувствовать Дерку – он потерял любимых людей и его душевные раны она ощущала, как свои. Теперь они оба оказались тут замкнутыми в своем одиночестве и заброшенности.
Она старалась говорить с ним каждый вечер, но сомневалась, что он слышал. Иногда мужчина приходил в себя, на несколько мгновений приоткрывая глаза, вот, как сейчас, пока три девушки меняли ему бинты и белье. В первый раз Ивири была поражена, не обнаружив на этом сильном тяжелом теле ни одной открытой раны, и тем не менее, кровь сочилась и повсюду выступала на коже, словно пот. Закончив с перевязкой, она принялась кормить его супом, приподнимая голову и уговаривая глотать. Служанки разожгли камин и оставили их вдвоем.
Сухие поленья весело потрескивали в огне и Ивири на какой-то миг окунулась в собственные раздумья. В этой комнате ей было не так одиноко, как наверху в библиотеке. Ей теперь не позволено было покидать Уорк – Ринн объяснил это заботой: слишком яростна была ненависть варроканцев к королеве Анкур. Картина ужаса дня коронации всё ещё ярко стояла перед её глазами и Ивири в тысячный раз задумалась о том, откуда взялось стекло на ковре, ведь Ринн, в отличии от нее, прошел по «чистому пути». Спросить было не у кого, милый Лераскес умер, а Верану некуда было писать – вестей от него не получали. Этана со дня коронации Ивири больше не видела.