Дорога. Павел Алексеевич Свободин

всего в самом начале нашего общения, воспринимала меня как друга, и это было заметно и понятно, но потом, что-то переломилось в ней, я имел неосторожность думать, о том, что я все таки достучался до ее сердца, и двери открылись. В марте я уже был уверен в том, что будь я в родном городе, рядом с ней, то растворились бы предо мной не только дверцы ее сердца. Но все скатилось, может быть, она осознала, что все это глупость, и что она не хочет связывать жизнь со мною. Да, возможно и я так считал, глупо было бы строить какие то отношения на расстоянии.

      Совершенно неожиданно для меня, Night перестала мне отвечать, да конечно, я был в полном отчаянии, пропал тот человек, которым я буквально жил, мечтал, делился своими сокровенными мыслями, да и вообще делился всем, что происходило со мною. Может ее заебало слушать мои неинтересные рассказы? Она не отвечала, потом и я перестал писать. Я игрался в это время с одной девочкой восемнадцати лет. Из сумки достал недопитую бутылку Jacky, посмотрев в окно, за несколько глотков сделал бутылку допитой. Закусил слезой. Девочка была с милым личиком, идеальной фигурой и глупыми мыслями, в принципе как и все девочки. Ее зовут April. Мы с ней были вместе, она сама делала все, чтобы быть со мною рядом. Совсем маленькая, честно говоря, я впервые был с 18 летней девочкой, у которой духовное и умственное развитие полностью соответствует возрасту и этой эпохе. Все те, кто был в моем родном городе, были намного глубже и интереснее, и как следствие всего этого опаснее и коварнее. Она говорила, что мы с ней встречаемся, это слово для меня уже ушло туда, в детство, вместе со всеми другим забавными глупостями, а она еще «встречается» … Через пару недель, April уже говорила, что влюбилась в меня! Спросила она и о моих чувствах, на что я ответил, как мне тогда показалось пафосно – «Девочка моя, мне с тобою хорошо, но любить тебя, я не люблю, или просто не знаю, что такое любовь.» Она смирилась с этим, и продолжала обнимать меня, и целовать мою шею, а я курил кальян и смотрел через окно в весну, она пахала для меня тогда, эта весна, телом девочки, пряным ароматом непорочного тела, сладостным вкусом вишневых губ, с послевкусием непоколебимой глупости. После часа разговора с ней я уставал, уставал говорить не о чем, чаще всего я говорил сам с собой, когда говорил ей, что ни будь высокое, она слушала и делала вид, что все это понимает. Трудно, наверное, делать вид, что тебе интересно, у нее не плохо получалось. Мы трахались в съемной квартире, мне нравилась делать это с ней, мне была она приятна в постели, ее еще не тронутая до меня, пипка. Но с каждым днем я понимал, что я с ней только из-за тоски, из-за безысходности, наверное, или просто потому, что я хотел проводить так время… Она говорила о нашем будущем…. Мне было похуй, я не слушал, в такие моменты я думал о мировой революции. Моему герою не нужны такие вот девочки, ему приятно трахать их, единожды, не более, но не быть с ними, они любят, но я нет. Мне их любовь нужна для повышения своего уровня самолюбия, это не интересно, не вкусно, нет трагедии.