Разнятся между собой воспоминания людей, сидевших во время соревнований на стадионе, и людей, наблюдавших их по телевизору. Личное восприятие вовлекает в активность другие нейронные цепи, которые замыкаются на миндалинах. Нельзя сказать, что эта память точнее. Миндалина отвечает за схватывание сути, а не деталей.[7]
У участников исследования, находившихся в момент атаки в центре Манхэттена, наблюдали и еще одну вещь. У них наблюдали снижение активности в парагиппокампальной коре, в области, наиболее тесно связанной с обработкой и распознаванием деталей происходившего. Возможно, этим можно объяснить, почему нахождение вблизи эпицентра эмоционально перегруженного события сопровождается плохим запоминанием специфических деталей.
Можно много сказать об общей сути событий, которую мы схватываем благодаря миндалине, в особенности если это дает эволюционное преимущество.
Представьте себе следующую картину: вы сталкиваетесь с волком в глухом лесу. Случилось так, что вы уже были в этом лесу пару месяцев назад и наткнулись на такого же страшного зверя. На самом деле, не имеет значения, является ли сегодняшний зверь тем же, что и в прошлый раз; главное здесь – общее впечатление. Прошлый опыт или, по крайней мере, то, что вы о нем помните, на этот раз быстро определит ваше поведение. Таким образом, в эмоционально окрашенной ситуации (глухой лес, страшный зверь) живое воспоминание о критически важных деталях представляется более важным для ваших последующих действий.
Напротив, контекстуальные детали более важны в нейтральных ситуациях, когда речь идет об осмысленном принятии разумного решения. Но какое имеет значение абсолютная точность припоминания для ситуации с волком в глухой чащобе? Если вы уверены в правильности эмоционально окрашенной памяти (несмотря на ее контекстуальную неточность), то от этого не будет никакого вреда, потому что такая память – это защитный механизм: вы будете действовать быстро, основываясь на общих впечатлениях, на простейшем логическом выводе, и избегнете клыков страшного волка в глухом лесу. Потеря времени на лишние раздумья об истинном облике зверя лишь замедлит вашу реакцию и может стоить вам жизни.
Использовав эту историю о волке, Элизабет Фелпс и Тали Шарот из Нью-йоркского университета и Лондонского университетского колледжа предположили, что богатый субъективный опыт запоминания, связанного с сильными эмоциями, позволяет быстро принимать верные решения. Если предыдущий стимул привел к сильной эмоциональной реакции, например, к страху, то встреча с подобным стимулом (не обязательно даже точно таким же) тотчас подскажет, что ситуация требует немедленного активного действия.
Мы становимся еще более уверенными в правдивости своих воспоминаний, если у них, так сказать, «размытые края». Это счастье, что мы не осознаем этой размытости. Если такое воспоминание позволяет нам избежать клыков дикого зверя в лесу,