В намеченном временнóм промежутке можно выделить два этапа интерпретаций. Первый – с 1815 по 1818 г., т.е. с момента подписания Акта до Аахенского конгресса, и второй этап – с 1818 по 1822 г., т.е. период конгрессов. Для первого этапа характерно стремление либо вписать Священный союз в контекст общих представлений о необходимости преобразований Европы после Наполеоновских войн, либо проникнуть в замыслы Александра I, скрываемые им за туманными формулировками Акта. В первом случае идея Священного союза интерпретировалась как ответ на вызов времени, во втором случае – как плод индивидуального «творчества» русского царя.
Идеи объединения Европы на религиозной основе, ставшие фундаментом Священного союза, можно сказать, витали в воздухе. Еще в 1802 г. Л.Г.А. Бональд писал, что «революция, начавшаяся декларацией Прав человека, окончится декларацией прав Бога» [6, с. 96]. В марте 1814 г. Ф.Р. де Шатобриан в своей знаменитой брошюре «О Бонапарте и Бурбонах», как бы предвосхищая формулы Акта о Священном союзе, писал: «Все короли как братья, соединенные христианской религией и древностью воспоминаний» [9, c. 78].
Осенью того же года во время работы Венского конгресса вышла брошюра К.А. Сен-Симона и его ученика А. Тьерри, в которой авторы излагали свой план объединения Европы путем создания общеевропейской парламентской монархии по английскому образцу с палатой общин и палатой пэров [21]. На этом эпизоде можно было бы не останавливаться, если бы впоследствии Сен-Симон не пересмотрел свои взгляды на процесс объединения Европы под влиянием Священного союза. Уже после его смерти в 1825 г. была опубликована его статья «Некоторые философские рассуждения для применения в XIX веке» [20, с. 25–86; 4, c. 273–317].
Предложенная Александром I формула европейского единства показалась Сен-Симону более отвечающей потребностям времени, чем его собственный проект. Принимая ее как новое слово в европейской политике, философ выделяет четыре попытки реорганизации Европы начиная с 1793 г. Первая – опыт был поставлен якобинцами, которые пытались возродить обычаи и нравы древних греков и римлян. По мнению Сен-Симона, это было все равно, что одеть взрослого человек в детские одежды. «Эта попытка, – пишет он, – имела попятное направление и, следовательно, была ложной» [4, с. 307].