О русской революции не стоит судить по «победившей» партии. Революцию делала не только она и даже не столько она. Еще до Февраля развернулся процесс, позволявший «борцам с самодержавием», а затем и «победителям буржуазии» пользоваться плодами стихийного процесса ломки старой системы. И либералы, и социалисты, и большевики друг за другом «приходили на готовое». Понятно, однако, что ни тем, ни другим, ни третьим признаваться в этом было не к лицу. И именно поэтому мы до сих пор пребываем в состоянии исследовательской спячки. Научная история уступает место псевдоисторическим предрассудкам.
Как ни странно, и здесь на помощь приходят некоторые культурные традиции.
После революции привычка делать из нужды добродетель порой приобретала христианское обоснование. Поначалу надеялись на очищение от большевизма. «Все стадии разочарования уже пройдены, : народ должен еще разочароваться в большевиках, – писал Е.Н. Трубецкой А.Ф. Кони 1 ноября 1917 г. Ему упорно хотелось верить, что именно так будет с Россией» [8, c. 677]. Некоторым казалось, что очищение – непременный компонент духовного развития народа. П. Флоренский находил «для религии выгодным и даже необходимым пройти через трудную полосу истории, и не сомневаюсь, что эта полоса послужит религии лишь к укреплению и очищению» [37, c. 78]. Идея «очищения» революцией присутствовала и у А. Белого [1, c. 14]. Об этом писали и революционные деятели искусства. «Искусство должно радовать. Даже страдание, которым привлекает нас к себе иное произведение, имеет целью конечное очищение, освобождение, просветление…» [12]. Еще в 1920-е годы можно было встретить такие «примирительные» (неовеховские) суждения о революции: «В пункте кризиса мы имеем сосредоточение всей жизни. Он приносит очищение… Очищение страданием, страданием внутренним, жертвуя собою, живя героем, другим, для очищения себя» [18, c. 183]. Революция представлялась «бичом Божьим», что, конечно, не могло принести внятных когнитивных результатов.
Понятно, что на этой основе никакого познавательного консенсуса не может сложиться. Примирение по поводу тех или иных исторических событий возможно только на основе осознания их глубинной обусловленности, а не на основе эфемерных эмоций, навеянных реалиями нынешнего дня. С другой стороны, познавательная конвенциональность не может быть достигнута на основе одряхлевшей теории.
Строго говоря, подлинное величие русской революции состояло в том, что она не вписывалась ни в какие известные тогда научные теории – сегодня это более чем очевидно. Вольно или невольно самим ее ходом была выдвинута грандиозная исследовательская задача. Опыт современности подсказывает, что в наши дни осмысление революции уже не может идти в рамках «прогрессистского» телеологизма XIX в. Эпоха Просвещения, увы, закончилась.
История – это отнюдь не ступенчатое восхождение человечества