Она не зарывалась: брала только чуть-чуть. Так, чтобы никому в голову даже не пришло заподозрить пропажу. Это чуть-чуть помогло ей выжить – паек был настолько скуден, что каждую неделю число воспитанников детдома уменьшалось как минимум на 1. Она берегла свою тайну, и никто о ней так и не узнал – кроме этой самой старшей девочки, Кати, единственной подруги, которая хоть и была старше и выше, но воспринималась Зоей скорее как младшая сестра-несмышленыш.
– Ешь здесь, – строго сказала младшая девочка, протягивая старшей кусочек хлеба и судорожно сглатывая: ей и самой есть хотелось так, что желудок, казалось, свернулся в трубочку.
Старшая жадно сжевала половину и, глубоко вздохнув, протянула остаток младшей:
– Это уже сама…
Младшая, заложив руки за спину, категорично покачала головой:
– Ешь, я сказала. Завтра еще будет.
Старшая смотрела на жалкий остаток хлеба.
– А можно.… А можно, я его с собой заберу? Я перед сном съем.
Младшая покачала головой:
– Кто-то увидит…
– Никто, никто не увидит! – горячо зашептала Катя. – Я вот в карманчик,… а потом в постели съем, когда уже свет погасят! У меня, когда ложусь – сильнее всего живот крутит!
Младшая вздохнула: она была уверена, что – и обнаружат, и заберут, и почти не сомневалась в том, что подруга, припугни ее кто-то из воспитателей, обязательно выдаст, откуда взяла хлеб. Но,… но жалость оказалась сильнее, и она кивнула:
– Можно…
Все получилось еще хуже, чем предполагала младшая: Катя, не выдержав спазмов в голодном животе, решила «оприходовать» хлеб раньше, и была замечена, но не воспитателем и не нянькой, а – старшими мальчишками, которые славились тем, что отбирали хлеб у тех, кто был послабее.
Они не только хотели есть – они хотели знать, откуда взялся «лишний» хлеб. А может, просто хотели поиздеваться – рабы часто мечтают завести собственного раба, а те, над которыми издеваются – отвести душу и сорваться на еще более слабом. Катя успела сообщить, что хлеб – ее, просто от обеда остался, но мальчишки не поверили. В принципе – правильно: невозможно представить, чтобы кто-то сумел оставить «на потом» ту скудную пайку, которая выдавалась за обедом.
Но это было не главное. Главное – что перед ними была добыча, испуганная, едва трепыхающаяся, боящаяся до коликов в животе, до синих кругов перед глазами…
– Сейчас ты нам все расскажешь,… где хлебушек воруешь… и как совесть позволяет жрать от пуза, когда другие голодают…
Старший из парней, «белоглазый», как его между собой назвали младшие, медленно приближался