– Мандара, в индуистской мифологии священная гора, место обитания различных богов и полубогов
– Манги, мани, в мифах эвенков, орочей, нанайцев и др., предок, богатырь – охотник.
– Манаф, («высокий») в древнеарабской мифологии божество. Отождествлялся с Зевсом.
– Манас, мифо-эпический герой киргизов
– Мананнан, в кельтской мифологии, божество, владыка потустороннего мира на острове блаженных
– Манаса, в индуистской мифологии, богиня, дочь Шивы, рожденная его мыслью
– Манахай, Цаган Манхан Тэнгри, божество охоты у бурят-монголов
– Мандала («круг»), ритуальный предмет в буддийской мифологии
– Ман, в китайской мифологии, огромный страшный зверь
– Манала, Мана, в финской мифологии – загробный мир – сумрачный и холодный двор
– Манат («судьба», «смертный рок»), в древнеарабской мифологии – богиня судьбы и возмездия.
– Мания, в греческой мифологии – персонификация безумия, насылаемого на людей, преступивших установленные законы и обычаи.
– Манью, в ведийской мифологии, божество гнева
– Манна – чудесная пища, которой подкреплялись евреи в пустыне
[4, МСЭ, 1991, с. 337—343].
Однако Д. Т. Судзуки (1870—1966), выдающийся японский исследователь (и последователь) дзэн-буддизма, который фактически впервые «открыл» этот уникальный феномен восточноазиатской культуры для западноевропейских и американских ученых, а также и для широкой публики, сильно мистифицировал внутреннее содержание психологического опыта, переживаемого в состоянии медитации, и представил его как исключительное явление именно буддийской культурно-психологической традиции, не имеющее аналогов в предшествующих буддизму махаяны системах психофизической тренировки. Парадоксально то, что японский академик, стремясь к максимально адекватному переводу эзотерического языка дзэнских текстов на экзотерический язык современной западной культуры с ее рационально-позитивистскими установками и утверждая необходимость демифологизации, демистификации психологического содержания дзэнской медитации, в то же время фактически создал весьма своеобразное мифопоэтическое описание этой традиции, хоть и вполне понятное западному читателю, но, во-первых, излишне акцентирующее внимание на специфичности описываемого феномена и отвергающее его связь с аналогичными явлениями, во-вторых, по своей сути представляющее собой нечто качественно новое, т.е. фактически создал новый метатекст, значительно отличающийся от оригинала и больше адаптированный именно к западному менталитету.
Фактом является, таким образом, то, что в описании проф. Судзуки и его учеников медитация была сильно модернизирована и «очищена» от архаических пластов и наслоений, которые, тем не менее, отчетливо проявляются даже в современных описаниях феноменов дзэнской медитации.
В древнейших эзотерических традициях медитация обычно