– Лилиан, здравствуй, – слышу я такой чужой, но всё же такой знакомый надменный голос. – Это мама, помнишь меня? Шерил. Я на пару дней приехала в Линкольн. Встретимся? Перезвони мне.
Я совру, если скажу, что никогда не представляла нашу с ней встречу, что не ждала этого звонка. Совру, если скажу, что никогда не желала посмотреть в глаза женщине, которая была моей родной матерью.
Но сейчас этот звонок обескураживает меня. Я сажусь прямо на пол и чувствую, как начинает болеть голова. Пытаюсь найти в себе силы стереть это сообщение с автоответчика и никогда не вспоминать о нём, но дело в том, что за всю мою жизнь у меня накопилось множество вопросов, ответы на которые знает лишь моя мать Шерил. И если я не узнаю всё сейчас, не узнаю этого никогда.
Заставляю себя встать с пола и пойти на кухню. Достаю из холодильника бутылку вина, но так её и не открываю. Всё будто потеряло смысл или, наоборот, обрело его. Я понимаю, что схожу с ума.
Когда мне было шесть лет, я любила воображать себя принцессой, заточённой в башне, охраняемой злым драконом. Я строила замки из подушек и мечтала спрятаться навсегда, чтобы никто никогда не нашёл меня.
В тот день к маме пришёл её друг. Она часто водила домой мужчин, и я уже сбилась со счёта, сколько их было всего. Они с мамой были в гостиной, играла музыка и слышался мамин смех. Я стащила из комода шёлковое постельное белье и обмоталась в простыню, представляя, что на мне самое красивое платье, какое только может быть у принцессы.
– Мама, – крикнула я тогда, спускаясь в гостиную. – Смотри, какое у меня платье.
Мама, до этого обнимающаяся со своим новым парнем, метнула на меня гневный взгляд. Этого было достаточно, чтобы я поняла, что нужно уходить, иначе мне не поздоровится. На самом деле, мой скорый уход никак мне не помог.
Мать разбудила меня поздно ночью. От неё пахло чужими духами и алкоголем.
– Разве я не говорила, чтобы ты не путалась у меня под ногами? Разве я не предупреждала тебя? – спросила она у меня, а я не могла понять, в чём настолько провинилась.
Мне было шесть, и только за то, что я спустилась вниз во время её встречи с мужчиной, мать прижгла мне руку раскалённым утюгом. Шрам на ладони остался со мной навсегда, как и та боль, что распиливала моё детское сердце на части.
Я долго смотрю на свою руку, потираю шрам и думаю. Я мечтаю прожить совсем другую жизнь. Жизнь без потерь, страданий и мук выбора – продолжать отрицать существование родной матери или, наконец-то, принять её.
Я беру в руки трубку и дрожащими пальцами набираю номер.
– Шерил, – произношу я, – ты хотела встречи?
Когда мы договариваемся о времени и месте, я спешу бросить трубку, и ещё долго думаю о том, что так и не смогла назвать её мамой.
ЭТАН
Январь, 2018 год
Около трёх часов ночи я просыпаюсь