Наконец Найджел вздохнул и пристыженно пробормотал:
– Возможно, мне следовало бы подробнее рассказать о Милисент. Она совсем не похожа на других молодых женщин ее возраста.
Слишком мягко сказано!
Но Вулфрик только обронил:
– Это я заметил.
Но даже столь осторожный ответ, видимо, задел Найджела. Тот поморщился и залился краской.
– Никогда не мог понять, отчего она вечно воображает себя мальчишкой! Милисент всегда жалела, что не родилась мужчиной. Сколько я ни пытался убедить ее, будто мне все равно, что она и без того моя наследница, ничто не помогало. Если бы она могла поднять меч, наверняка потребовала бы, чтобы ее посвятили в рыцари, и отправилась бы на войну! Ее ужасно злит сознание того, что она от природы лишена силы и мощи. Поэтому бедняжка старается любым способом стать вровень с мужчинами.
– Любым способом? – едва ворочая языком, выговорил Вулфрик, хотя, честно говоря, боялся спрашивать.
– Она охотится вместе с моими людьми и научилась мастерски владеть луком. Говоря по чести, не знаю более меткого стрелка. Сама сообразила, как защищать Данбер в случае осады, словно кто-то может потребовать от нее подобных подвигов! Но она все равно гордится своими знаниями. Подумать только, дружит с животными, которых считает непригодными для охоты. Должен признаться, что она всегда умела обращаться с дикими зверями, будто язык их понимает! И с детства легко могла приручить любое существо!
Вулфрик почувствовал, что краснеет. Так, значит, вполне возможно, малышка Милисент не лгала, утверждая, что сокол принадлежит ей и она сама его выдрессировала!
– Итак, она предпочитает мужские занятия и развлечения? Означает ли это, что леди презирает женские?
– Не просто презирает, но отказывается и слышать о них! – признался Найджел. – Вы, разумеется, заметили ее костюм? Поверьте, я много раз пытался заставить ее одеваться как пристало женщине. Не давал ей денег на одежду и требовал, чтобы для нее шили платья под моим присмотром. Так девчонка меняла их в деревне на мужские котты и камизы[4]. Я их отбираю, она привозит крестьянам мясо и все-таки добивается своего: те снимают с себя последнее. Клянусь, мои крестьяне скоро останутся голыми! Этим летом, когда я неустанно следил за ней, сундуки их окончательно опустели!
Пожалуй, будет непростительной грубостью осведомиться, почему девчонке попросту не приказали вести себя прилично. Кроме того, Вулфрик опасался обнаружить, что Милисент нисколько не уважает собственного отца и смеет его ослушаться! Но жених имеет право знать худшее – хотя что может быть хуже этого?!
– Неужели она не понимает, что выглядит огородным пугалом и посмешищем всей округи?
– Думаете, ей не все равно? Нет, она безразлична к своей внешности. Ни капли обычного женского тщеславия.
Вулфрик сокрушенно покачал головой. Ну что с ней поделаешь? От этой болезни, очевидно,