Так и живем.
Почему власть все время запускает одну и ту же операцию, смысл которой в расстройстве общества (бывший террорист, а впоследствии реакционер Лев Тихомиров говорил: есть люди-устройства, а есть люди-расстройства). В первую очередь потому, что власть – это единственное, что у нас сложилось. Общество слабое, а власть – ого-го! Имеется, правда, и церковь. Но как только власть сложилась, тот же час начала борьбу с церковью. Это не исключало ее использование, опору на нее. И не противоречило личной вере представителей и персонификаторов власти.
Власть потому и расстраивала общество, что не хотела, чтобы оно сложилось. Если бы это произошло, она в данном виде уже была бы невозможна. Подобные ее действия – не случайность, не прихоть, не ошибка, но проявление самого сильного из всех инстинктов – самосохранения. В каждую историческую эпоху перед нашей страной стоит вопрос – что мы выбираем: сохранение власти или сотворение общества. И надо сказать, что почти всегда наш народ выбирает власть. Но это не странно. Ведь человеку тоже – не только власти – свойствен инстинкт самосохранения.
И даже если порою под гнетом власти он теряет свою личность (это христианское начало в нашей культуре), ему, как правило, сохраняют его физическое естество. Лишь однажды всерьез и по-крупному власть стала отбирать у человека и его биологическую самость. – Понятно, что речь идет о сталинском периоде. И совершенно ясно почему. Слишком далеко к 1917 г. зашел в России процесс формирования общества, усложнения социальной и прочих сфер жизни. В этих условиях власть почувствовала для себя смертельную угрозу и начала карать русского человека до основания. «Припугнув» его таким образом, она снова перешла к более цивилизованным формам ничтоизации личности и фактически к поощрению перманентного передела.
Представляется, что это один из возможных способов понимания «русского» в его исторической ретроспективе. То есть это не описание болезни. Это социологический диагноз. Если бы Россия была не частью мира, а, скажем, отдельной планетой во Вселенной, то все это можно было исследовать подобно тому, как сегодня люди пытаются изучать Венеру или Марс – как некую данность, неизменяемую реальность. Поскольку же мы всего лишь часть