– Хватит время терять, Ванюшка. Потом все узнаешь. Искать их надо!
– Все, пошел я, – взвалив на спину тяжелый рюкзак и берясь за ружье, сказал Иван. – Бог даст, найду девчат. Далеко, небось, не ушли.
– Ну, с богом, Ваня, ты на нас с матерью не серчай, любил я ее всю жизнь, а потом, как батя твой пропал, тяжко ей было с вами. Вот и получилось так… А потом и Пашка родился.
– Да, не сержусь я. Что было, то было! По матери он нам всё одно – брат. А Алёнка племяшка. Бывай, старик, пошел я.
Нельзя сказать, что новость, которую только что поведал ему старик Петрович, совсем не удивила Ивана. Он никогда не допускал даже мысли о том, что у его брата Павла другой отец. Хотя и непонятно все – после гибели отца, в которую никто не хотел верить, прошло около года, когда родился Пашка. Тогда они еще маленькие были, что они месяцы считали? Родился и родился, обрадовались все. А мать все отца ждала, или им так казалось? Может, просто боялась, что придет из тайги… Ведь, выходит, что она уж с Петровичем жила. Только не замечали они ничего странного в отношениях Архипа и матери. Помогал он им по-соседски, пока они все маленькие были, да и потом – жили то рядом, считай одной семьей. Дома рядышком стояли. Да, интересная штука жизнь, сколько еще сюрпризов преподнесет? Вот уж 65 годов миновало ему, казалось бы – жизнь прожита и нечего уж от нее ждать… Ан, нет! Еще и тайны какие-то разгадывать надо! Что там старик с матерью от них скрывали? Что отец погиб? Значит, знали, просто детям не сказали. Или не так все было? И почему именно Алёнке мать дом свой оставить хотела? У Петровича-то понятно, какой интерес! Внучка у него одна – Алёнка. А мать что? Дети-то все равны, они ж все ее сыновья, не только Пашка. Так почему Алёнка, а не остальные внуки? Они-то спят и видят, как бы прибрать к рукам заимку. И что их тут так привлекает? – думал Иван, медленно продвигаясь по тайге, высматривая следы.
Вдоль тропинки девушки прошли быстро, не оставив ничего. Ни брошенной сигареты, ни фантика от конфет. Спешили, а вот возле луга, уже на той стороне нашел Иван и сигарету недокуренную, и фантик. Или обрывок обертки от печенья. А дальше шерсть Белки на сучьях деревьев – сначала она побежала в тайгу, а потом вернулась, да все какими-то зигзагами. Это он понял тоже по кусочкам выдернутой шерсти на деревьях. Место, где их спугнул медведь, Иван тоже заприметил, и тоже по шерсти, только уже бурой. Интересно тот ли это мишка, что в прошлом году наведывался к Петровичу во двор? Возле большого кедра они долго сидели, судя по примятому мху и, может, даже ночевали. Опять смятая обертка от печенья и фильтр от сигареты. Потом Иван понял, что они немного потоптались на месте, высматривая дорогу, и ушли в сторону… болота. Эх, дурехи! Куда ж их понесло-то, ведь почти у самого края были! А теперь куда забредут, одному богу известно…
Иван крикнул, и не получил ответа. Только спугнул лесных обитателей, вспорхнула птица, перескочила с сосны на сосну белка, сшибая шишки. Пройдя немного дальше, он увидел еще один окурок, поднял его – та же марка, что-то зачастила Катерина с куревом, с испугу, наверное. Подойдя к краю болота, он крикнул еще раз и опять