Очевидно, что руководители виртуального «Имарата» понимали, что открытое использование адыгского фактора столкнется с объективными проблемами. Во-первых, сам проект изначально был исламистским, опиравшимся на религиозный иредентизм5. Это исключало прямое использования этнонационального фактора, даже несмотря на то что сама структура «Имарата» опиралась на этническую основу народов Северного Кавказа. Во-вторых, прямое использование идеологем, ретрансляторов и их носителей в сложившихся социально-политических реалиях. В частности, их кооптация в сложившуюся постсоветскую политическую систему, в первую очередь, на местном уровне. Однако в отдельных случаях это приводило к радикализации части подобных этнических, либо религиозных концепций, а также маргинализации их носителей.
Необходимо подчеркнуть, что исламский фактор в адыгском национальном движении, скорее, вспомогательный, вторичный элемент, уступающий этническому контексту конструирования, а иногда – и открыто конкурирующий, либо даже отчасти противоречащий ему. В отношении роли исламского фактора в адыгском движении не существует единого мнения, как и глубоких концептуальных исследований.
С одной стороны, принято считать, что адыгские народы Северного Кавказа являются наименее исламизированными. Ислам распространяется среди адыгских народов в XV–XVII вв. При этом уровень религиозности народов Северо-Западного Кавказа значительно отставал от Восточной части. На Западном Кавказе основной этап исламизации был проведен турецкими султанами и крымскими ханами. Это предопределило распространение хана-фитской философско-правовой школы суннитского ислама – наиболее пластичного и либерального направления. Религиозное рвение этого направления вполне удовлетворялось исполнением религиозных обрядов, а на все повседневные вопросы отвечал традиционный адат. Поэтому «многие требования кабардинского адыгэ хабзэ и балкарского адет (адаты) оказались интегрированными в состав шариатских предписаний» [5]. На Северо-Западном Кавказе число мусульманских культовых учреждений было значительно ниже, чем на Востоке Кавказа. В советский период ислам сохранял существование лишь в виде отдельных обычаев. Постоянно действующих культовых учреждений не было [6].
К. Казенин, касаясь роли исламского фактора в «балкарском вопросе» и постсоветского религиозного возрождения, указывает, что низкая роль ислама в КБР была связана с отсутствием укорененной традиции «местного ислама». При этом автор лишь частично подчеркивает более высокую роль исламского фактора в балкарской – тюркской среде, что связано лишь с отдельными событиями.