Старые штаны
Выйдя на пенсию, Матвей Захарович Воробьёв скучал недолго. Обнаружив в себе талант к сочинительству, он тут же с головой окунулся в атмосферу рифм и творческих изысканий.
Стихи давались ему легко. Слово за словом, строчка за строчкой и вскоре увесистый поэтический багаж новоиспечённого поэта разлетелся по интернету во всех социальных сетях.
Но, однажды, отложив в сторону, изрядно надоевшую лирику, Захарыч решил написать стихотворение о себе. Название к стихотворению он придумал быстро "Биография поэта". Первая строчка тоже далась ему легко, и тут же отпечаталась красивым шрифтом на ярком экране:
«Дед мой был дворником, папка колхозником…»
– Во как! – радостно крякнул Захарыч, вполне удовлетворённый таким оригинальным началом. Не мешкая, он сразу же задумался над следующей строкой, которая по замыслу автора должна была поведать читателю уже о самом поэте. Но тут Захарыч наморщил лоб, затем почесал затылок и обречённо выдохнул, как сдувшийся воздушный шарик.
– Вот, блины горелые, – заворчал он. – Жизнь прожил, а вспомнить нечего!
Перебирая в памяти прожитые годы, Захарыч ещё раз попытался облачить в рифму хоть какой-нибудь эпизод из своего прошлого, но так ничего и не облачил.
– Вот она, проза жизни, в поэзию-то и не укладывается, – с горечью произнёс Захарыч и, взглянув в бесконечное голубое пространство вселенной, жалостливо позвал. – Муза, муза! Где же ты, моя красавица?
В ответ из-под стола мяукнула кошка, которую жена Антонина Григорьевна в усмешку над мужем назвала Музой.
– Да не ты! – прикрикнул на кошку Захарыч. – Брысь!
Кошка испуганно шмыгнула под кровать и затихла, а Захарыч снова забормотал:
«Дед мой был дворником, папка колхозником,
Я же… Я же всю жизнь… Я же всю жизнь…»
– А что я всю жизнь? Ел, да спал, да на почте чужие посылки перелопачивал. В общем, ничего героического не совершил, никаких научных открытий не сделал, спортивных рекордов не поставил. Вот так! – подытожил Захарыч и с обидой в голосе произнёс:
«Дед мой был дворником, папка колхозником,
Я же всю жизнь ямщиком прослужил…»
Но тут лицо его заметно просветлело.
– А почему бы и нет! – обрадовался он. – Да, я не совершил ничего великого. Но в этом-то и кроется трагический смысл моего произведения. В обыденности существования. А на это, между прочим, не каждый, способен. Это вам не рекорды ставить. Здесь тоже героизм нужен. Чтобы вот так пренебрежительно бросить свою жизнь в топку времени и сказать: «А ну вас всех к лешему", и сгинуть в глубинах истории, как неизвестный солдат. И ведь какая драма вырисовывается! Какая беспросветная тоска! Аж, за душу берёт! Ой!
Захарыч вытер нахлынувшую слезу.
– Вот она, судьба поэта! – трагическим тоном произнёс он.
Захарыч взял со стола конфету, сунул её в рот, и тут же вообразил себе полный зал восхищённых читателей. Ну и, конечно же, любимую жену свою Антонину, которая со слезами