– Пойдем, – Андрей без тени смущения схватил под руку, протеста не последовало.
Солнце давно скрылось. Холодком пробирал весенний морозец, а выпитый алкоголь усиливал нервную дрожь.
«Наверное, хватит пить», – подобный диалог Андрей вел сам с собой третий раз за сутки, но тут же сбивался. «Но трезвый нашел бы общий язык со Светкой?» – внутренний голос продолжал гнуть линию.
– …постоим, покурим, – конец реплики оборвал неприятные рассуждения.
– А как же муж? – встрепенулся Андрей.
– Объелся груш, – похотливо хохотнула девица.
– Откуда груши в апреле? – Андрей приблизился вплотную, не сводя глаз с подруги.
– Какая разница? – полная равнодушия Светка выкинула сигарету.
Андрей не сразу понял случившееся. Пьяный случайный поцелуй без души, без чувств, наполненный пластмассовой страстью. На второй план отошли запах перегара, пачкающие куртку грязные стены, подглядывающие в глазок соседи. Только здесь и сейчас, только пьяный смех, заглушенное алкоголем чувство опасности. Остальное вычеркнуто.
Когда лунный свет осветил комнату, Андрей трахал Светку. Это не было любовью или сексом, из всевозможных эпитетов подходил лишь один: трахались. Во всевозможных позах. Без эротических соплей вкупе с идиотским глаголом «переспали». Оголенное, как провод, мужское существо, готовое насиловать до одурения, и неудержимое, истеричное женское начало. Стоя, сидя на столе, лежа, где угодно – Света заливалась неудержимым пьяным смехом, размазывая тушь по щекам.
*****
Вася пил. И раньше трезвенником не числился, а с уходом жены совсем с катушек съехал. Ушла Света легко и непринужденно, что далеко не новость, в напоминание о себе оставила на холодильнике под магнитом Ярославля записку: «Я ушла. Совсем. Не жди». Вот так просто – как два пальца обоссать – сожгла мосты. Василий не стал мудрить и позвал выпить водки, с горя, ставшего закадычным соседа Андрея. К его приходу на столе красовались две пол-литровые бутылки водки, одна из которых оскудела наполовину. Судя по Васиному состоянию, была третья. Оценив обстановку, Андрей налил в предложенный стакан палёной «Зелёной марки» и выпил – не чокаясь – за ушедшую любовь. Потом закурил в предвкушении интересного рассказа. Вася поднял мутный взор и выдавил:
– Ну, а чего? Я любил её, тварь такую, – и затушил бычок «Золотой явы» о скатерть. Перед ним лежала та самая записка в мутных разводах.
Васька уронил голову на стол и зарыдал фальшивым плачем. Андрей выпил еще одну, захрустел солёным огурчиком из литровой банки. В рассоле плавали хлопья пепла и дохлая муха. Васины рыдания сменились здоровым храпом пьяного борова. Будить человека с таким уровнем алкоголя в крови было бессмысленно. Потушив третью подряд сигарету в огуречном рассоле, Андрей притащил из ванной таз и поставил к Васиным ногам: авось, блеванет куда положено.
Из прихожей