По инерции был соблазн нанести третий горизонтальный удар по голове, который мог бы оказаться последним, но я вовремя остановился – " Воин не должен убивать – воин должен защищаться!»
Вместо удара я подцепил концом шеста ремешок ружья, поднял резко вверх палку бо и огнестрельное оружие оказалось у меня в руках.
Здесь я испытал некоторое замешательство: надо было выбирать между древнейшим и новейшим оружием. Не хотелось предавать одно и отдавать предпочтение другому.
Я пошел на компромисс: зажал палку бо под мышкой, а ружье перехватил двумя руками и навел на противника. Двустволка была старого типа – курковая. Я пальцем нащупал пустые отверстия в стволах.
– Там же нет патронов! Какой ты к черту часовой?
– А я и не собирался ни в кого стрелять.
Я вгляделся пристальнее – пацан лет шестнадцати.
– Хочешь сказать, что ты не из банды кексообразных обезьян?
– Меня Гринька Ястреб поднял ночью. Сказал, нужна помощь. А я ему задолжал. Потом уже понял что к чему.
Я осмотрел ружье.
– Зауэр… Поди, палёный?
– Нет. Это дедовский. С войны привез.
– Трофейный, стало быть. Ветерана войны… А ты у него спёр!
– Он умер давно. Осколок зашевелился у сердца.
– А отец куда смотрит?
– Он сгорел три года назад.
– От водки?
– В конюшне, лошадей выручал. Конюшня старая была – бревенчатая.
– Колхозная?
– Совхозная.
– А мать, конечно, в больнице лежит! – сказал я уже в утвердительной форме.
– Да. Второй месяц.
Врет всё, гадёныш! Хороший психолог – прочувствовал, что я неисправимый гуманист и отчаянный пацифист и бьёт в одну точку!
– Так ты один сейчас живешь?
– Две сестренки младшие. И бабка старая – не видит, не слышит.
Точно врёт! Сочинение по Достоевскому, наверное, писал!
– Ну, хорошо (хотя что хорошего – вдруг всё это правда?). А где твои подельники?
– Вас пошли искать, – он махнул рукой в сторону междуречья. – А меня сюда отправили. Сказали, если что, подашь сигнал выстрелом.
– У тебя же патронов нет!
– Почему нет? Есть!
Он подал мне два теплых влажных патрона – рука, видно, вспотела от волнения.
– Я при них зарядил, а потом вытащил когда ушли.
– Почему?
– Вероника хорошая! Просто гордая очень, ни с кем не здоровается. Люди думают, что всех презирает.
– А разве не за что презирать?
– Есть. Только не всех – люди разные.
– Разные… Только почему-то когда появляется авторитетный