Я вновь провалился в сон. В том мире я увидел двери фургона, стеганые, с кнопками, словно банкетка. Они медленно открылись, и я увидел мужчину и мальчика, выносящих матрас. Пошатываясь, они спускались по трапу, и я не сразу понял, что их неустойчивость была вызвана не ношей, а смехом. Я крепко спал. Я улыбнулся, когда они провальсировали во двор. Они миновали уборную и сбросили свой комичный груз под грецким орехом. Только тогда я понял шутку: матрас не был матрасом. Это был громадный толстый змей, усатый, как сом, аккуратно сложенный для переноски, свернутый вокруг себя улиткой. Мужчина и мальчик размотали змея, словно добровольцы-пожарные, прокладывавшие брезентовый шланг по Мэйн-стрит.
Затем мужчина рванул в дом, держа безмятежную змеиную голову под мышкой. Хотя это был не мистер Дизи, ведущий радиовикторины, у него были похожие офицерские усы. Мальчик беспомощно семенил позади, придерживая, что мог, пока не рухнул на пол и завертелся, будто его щекотали.
Последние несколько лет я внимательно относился к снам, а потому решил, что этот весьма важный. Еще во сне я подумал: было время, когда у змей были перья.
Я проснулся, исполненный света и счастья, которые не исчезли, когда я услышал недовольное квохтанье кур, собравшихся под дверью. Я сожалел, что их специально выводят столь глупыми. Сожалел, что заставлял бедных тварей ждать. Я загладил вину, собрав особое угощение: муку, отруби, рыбий жир, и добавил коровьего молока на два шиллинга, размешав все в ведре рукой. Помылся. Открыв заднюю дверь, обнаружил на пороге петуха. Кур нужно покормить первыми. Петух это знал. Он шел на принцип и знал, почему я гонял его по двору. Пол нагонит тебя везде, особенно если пытаешься от него бежать.
Я смотрел, как клюют несушки, и вдруг услышал возню по соседству: настоящие, живые дети бегали по заброшенному дому. Я был в пижаме. Босиком, а земля была холодной. Фургон с лошадьми исчез. Удивительная машина была припаркована под просторным навесом.
Я не бросился к соседям как сумасшедший. Оделся как следует, в клетчатый твидовый костюм для сада и резиновые сапоги. Убрал тележку с передней веранды и выкатил ее на улицу подобрать коровьи лепешки, оставленные животиной по дороге на ярмарку. Вернулся домой, срезал цветную капусту. Собрал яйца, которые снесли для меня куры. Пробил новую дырку в ремне. Помыл яйца и сложил их в то, что осталось от моего брака – в облупившийся эмалированный дуршлаг. Я не преподнес этот дар, как чужак, с главного входа. Вместо этого я воспользовался увитой плющом калиткой в боковом заборе – памятнике старой дружбы между парикмахером (чьим наследникам принадлежал мой дом) и жестянщиком, который сдавал жилье по соседству.
Я вздрогнул, обнаружив маленького мальчика и девочку, игравших в зарослях дикой мяты. Они нашли свежеснесенное куриное яйцо, подтверждавшее, что мои клуши имели привычку нарушать границы. Возможно, я заговорил с ними, а может, и нет. Я повернулся к навесу, скорее даже павильону, простиравшемуся вдоль всего заднего двора,