– Вот теперь, красавчик мой, ты на таборного похож! —
с удовлетворением сказала она и добавила еще одну грязную полоску на шею. – Пошли, пшала… братец!..
Хорошо-то как! – подумал я. – Я теперь не «придурок с коровой», а настоящий цыган!
Цыгане шли, не торопясь. Часть из них свернула на базар. Ребята вскочили в трамвай, идущий к вокзалу. Женщины разложили свои узлы на тротуарах, а Соня кинулась навстречу прохожим: – Кому погадать! Кто хочет свое счастье узнать! На брата, на мужа, на сыночка-кровиночку!
Ефрем уверенно шел к рынку, а мы с Сюней, да Лекса с парой мальчишек постарше – за ним.
У базарных ворот милиция разгоняла «толкучку». Надрывались свистки, продавцы, не больно-то торопясь, растаскивали по кустам швейные машинки и примуса, керосиновые лампы и зажигалки из толстых гильз. Эвакуированные запихивали в сумки заштопанные мужские костюмы и залатанные сапоги. Где-то верещал будильник. И только раненые из госпиталя и не думали отходить от патефона, который хриплым голосом пел о том, что «в степи под Херсоном высокие травы, в степи под Херсоном курган…». У нас до войны была такая пластинка, и я хорошо запомнил, что «десять гранат не пустяк».
Ефрем привел нас на край базара. Здесь сверкал свежими досками новенький сарай. Ага! Это было то самое, о чем говорили дома. Будто цыгане строят что-то на базаре. И будто платит им Соломон. И будто папа тоже внес свою долю в этот гешефт.
Это был какой-то чудной сарай. У него были два входа, но оба без дверей. Зато каждый вход был загорожен стеночкой.
– Сортир! – догадался Сюня.
И, правда! Я только сейчас сообразил: чего на нашем базаре никогда не было, так это уборной. Народ бегал в кусты за оградой. Ногу там поставить было некуда. Но никто не жаловался. Интересно, с чего это вдруг Соломону вздумалось менять базарные порядки?
– Вот вам ведро! Вот краска! Воду принесете с колонки… Размешаете и начинайте красить! – приказал Ефрем. А сам с Лексой полез на крышу. И скоро там застучали молотки.
Вот те раз! Красить сарай! Да я с красками последний раз имел дело в детском саду. Маме пришлось стричь меня наголо, потому что краска попалась какая-то приставучая.
Но делать нечего. Мы же теперь рабы. Как Соломон сказал… И мы с дядей поплелись на колонку.
Краски мы вбухали в ведро немеряно. Получилось что-то вроде картофельного пюре. С большими комками. Ефрем стукнул меня по затылку и послал нас за водой сразу с двумя ведрами.
– Позор еврейского народа! – обозвал он нас. – Краска должна быть, как жидкая сметана! – учил он, разливая наше пюре по ведрам.
– Вы небось и красить не мастера?.. Смотрите!
Ефрем окунул кисть в краску, дал ей стечь и аккуратно провел по доске. Потом по соседней… И доски засветились синим пламенем. Смотреть на это было одно удовольствие.
– Усекли?
Ефрем