Он полулежал на солдатской койке, подложив под спину подушку. На нем была защитная военная форма, небрежно застегнутая на несколько нижних пуговиц. В распахнутом вырезе можно было увидеть нательную майку и поблескивающий на цепочке крест. Камуфляжные брюки были заправлены в грубые армейские ботинки. Одну ногу Кай поставил на кровать, чтобы удобнее было играть на гитаре.
Вот уже вторые сутки они пили, пользуясь моментом затишья. Такое бывало редко. Им повезло.
Кай в очередной раз провел пальцами по струнам. Ребята, сидевшие за столом, посмотрели в его сторону.
– Давай, нашу забацай, – сказал Перец. – Что тянешь?
В палатке, помимо знакомых Кая, было много офицеров – те, кто был допущен сюда из других частей.
Известие, что Кай тоже находится у Варфоломея, всех порадовало: он всегда рассказывал новости, о которых они даже и не слышали, да и поговорить с Каем было интересно, поэтому все чуть ли не с дарами приходили к Варфоломею, чтобы только он пустил и разрешил остаться.
Шли вторые сутки таких посиделок. Одни люди приходили, другие уходили.
Сейчас, под утро, в палатке было меньше народу. Кто-то лежал на кроватях, кто-то сидели за столом, на котором еще осталось море закуски и выпивки. Под ногами катались пустые бутылки, которые самые сознательные подбирали и уносили в мусор.
В целом картина не соответствовала армейской дисциплине. Все были одеты не по уставу: расстегнутые кители, многие в одних майках. Курили здесь же. Полог палатки был откинут, чтобы впустить утреннюю свежесть и немного избавиться от дыма.
Кай затянулся и потушил сигарету. Еще раз провел рукой по струнам. Вспомнил, что давно не играл на гитаре. Полуприкрыл глаза и чуть склонил голову к струнам, из-за чего непокорный локон упал на его красивое лицо; низким, невероятно красивым голосом он запел:
Пришел приказ – и по тревоге мы встаем.
Взяв автомат, садимся молча в самолет.
В рассветный час, когда земля еще спала,
В Афганистан приказа воля занесла.
Афганистан, красивый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.
Голос его чуть дрогнул. Он замолчал, перестав играть. Повисла тишина. Все тоже молчали; те, кто первый раз слышали, как он поет, были поражены таким голосом.
– Тебе налить? – Варфоломей понял, что Кай вспомнил что-то свое, задумался. А вспоминать ему было что: столько лет на войне.
– Перец, передай ему стакан. Закусить дать?
Кай залпом выпил уже теплую водку.
– Нет, – сказал он, затем согнулся над гитарой, как бы сжимая ее, потом опять откинулся на подушку. Так же с полуприкрытыми глазами продолжил:
Афганистан, красивый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.
Мой друг упал, лицо красивое в крови,
Он умирал вдали от матери-земли.
Последний раз смотрел