– Я тоже в этом уверена. И если у нее и есть какой диагноз, то он скорее для психолога, а не психиатра. Я ей предлагала поспособствовать с выпиской, но Илли отказалась, сославшись, что ей просто некуда пойти.
– А я ведь даже не знаю, чем отличается психиатр от психолога! – смутилась секретарша. – Хотя мне это, наверное, нужно знать?
– Да ничего сложного, – засмеялась женщина. – Если ты, например, обратишься к психиатру с психологом по поводу бессонницы, то первый выпишет тебе снотворное, а второй предложить посчитать овец. У Илли нет клинического диагноза. Но в ее жизни что-то произошло, что затуманило ее сознание, а она не хочет выныривать из этого беспамятства.
– Значит, я без опаски могу с ней подружиться? – уточнила Луевская.
– Вполне! Она абсолютно адекватна, пока не заходит речь о ее прошлой жизни. Она считает себя урожденной страны со странным названием Ильбрук и даже говорит на языке этой страны.
– У меня была пятерка по географии, но я про Ильбрук даже не слышала! – округлила от удивления глаза Лина.
– В этом все и дело. Но этот язык реален, как мы с тобой сидящие здесь и не является бреднями воспаленного мозга. Да и ее рассказы точны даже в мелочах. Такое чувство, что это все с ней происходило на самом деле.
– И что вы про это думаете?
Но ответить Милослава не успела, так как в комнату вошла Иллия, неся с собой коробку конфет:
– А это от меня к чаю! – улыбнулась женщина, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.
Уставшие, но довольные женщины потягивали чаек и неспешно беседовали на разные темы.
– А хотите я вам свои фотографии покажу? – вдруг предложила Лина. – У меня их не много, сейчас в основном все снимки храню в социальных сетях, но альбом я с собой вожу. Все-таки память об интернате и прошлой жизни.
Милослава любила разглядывать снимки знакомых и незнакомых людей. Они ей как специалисту в области человеческих душ могли очень многое рассказать. А Иллия была согласна на любое развлечение, скрашивающее ее одинокое существование. И женщины с любопытством склонились над толстым альбомом в клетчатой обложке и клеенчатыми файлами, удерживающими фотографии.
– Это мои родители, – показала она фото улыбающейся пары. – Они погибли, когда я перешла в восьмой класс, а меня отправили тоже в интернат, только для детей-сирот. Это наш класс. А это моя ближайшая подруга по интернату Юлька Саттарова!
Как ни странно, последний снимок вогнал Иллию в ступор, а затем она прошептала сдавленным от волнения голосом:
– А откуда эта девочка оказалась в интернате?
– Не знаю, говорят, ее подкинули, когда она сама была совсем малышкой, – пожала плечами Лина. А Мила с тревогой посмотрела на пациентку, которая резко побледнела, покрылась бисеринками пота. Затем с протяжным стоном схватилась за сердце и потеряла сознание.
–Ланс,