От вида собственной блевотины его снова чуть не вывернуло наизнанку, поэтому, как только желудок опустел, Антон поспешил отползти подальше. Его прошиб пот, сердце выскакивало из груди, а дышал он так, словно пробежал километр. А вот с точки зрения медицины, подумал он, доставая платок из кармана брюк, я совершенно здоров, это норма, все люди выскакивают из поезда и блюют в кустах, это показатель отлично работающего организма.
Он уселся прямо на землю, приминая молодые веточки, мог испачкать рабочие брюки, но ему было плевать, сейчас он даже не думал об этом. Антон согнул колени, положил на них руги и опустил голову, ему хотелось прополоскать рот, чтобы избавиться от этого омерзительного привкуса, он намеревался заглянуть в тот маленький домик, это наверняка был туалет. Но это потом, сейчас ему просто хотелось немного перевести дух, усталость опять навалилась на него, как огромный мешок с камнями, ему захотелось свернуться клубочком и уснуть прямо здесь, в этих густых зеленых джунглях, здесь так тихо, здесь его никто не увидит и не потревожит. Может, было бы лучше вообще больше не просыпаться, подумал он, потом меня найдут и я стану «человеком, умершим от блевотины». Конечно, это вряд ли соответствует истине, но офисные остряки, выходя на перекур, буду шутить: «Он увидел свое нутро, не пережил и умер» или «он так нарыгал там, что аж сам умер от ужаса».
Это были глупые, пустые мысли, но они помогали отвлечься, и, как ни странно, успокоиться. Он понимал, что не умрет, по крайней мере, сейчас, ему просто плохо. Ему в последнее время всегда плохо, он напоминал сам себе разряженную батарейку, она уже не тянет, но если немного подождать, соберется немного энергии и лампочка если и не загорится, то точно моргнет.
Он не знал, сколько времени просидел так, иногда погружаясь в сон, он видел сновидения, да, он видел своих соседок и их вечно исписанную гадостями дверь, видел больницу, в которой потерял напрасно целую неделю своей жизни. Это нельзя было назвать полноценным сном, картинки мелькали в его сознании, без сюжета и без всякой связи, он как будто смотрел в калейдоскоп, при этом слыша, как усыпляющее гудят машины на шоссе где-то за станцией, слыша крики птиц и шум ветра в зарослях. Он так же понимал, что дремлет и ему пора проснуться, пора встать, привести себя в порядок и отправляться домой, но эта дрема была такой уютной и такой затягивающей. Еще минуту, говорил он сам себе, совсем как тогда, когда мама будила его в школу или институт. Разница только в том, думал он, а картинки из его жизни проплывали перед закрытыми глазами, что сейчас мне некуда спешить, я не опаздываю, и меня никто не ждет.
Возможно, он бы просидел так до ночи, а может до утра, но плавная смена мест и персонажей в его странном полусне привела его на вокзал, на ту самую центральную станцию, на которой он выходил каждое утро. Антон все понял. Нет, решил он, на этот раз я ее не возьму, забью в глотку этому старому козлу, если потребуется,