– Вот то-то же! – проворчал пень. – Многие так увлекаются процессом, что обдумывают тактику, стратегию, проходные задачи, но при этом не осознают, ту ли цель они выбрали в принципе. К чему тебе вообще становиться персонажем истории? Почему бы не оставаться, как я, в бессознательном? К чему всё это вообще? Во имя чего? Странствуешь, размышляешь, споришь.
– Ой, вот только не надо! С меня хватит! Ещё буду я что-то объяснять и доказывать какому-то пню, – проворчал странник, поправив монокль.
– Да ну? А думаешь, здесь есть какая-то разница, какую зыбкую форму ты принял в бессознательном? Любой образ – это что-то преходящее и несущественное, – огрызнулся тот. – Не важно, пень я, скала, облако или Никколо Макиавелли. Важнее то, что я говорю и думаю. А кем или чем я стану в дальнейшем, никак не связано с тем, что я сейчас. Ну, почти.
– По мне хоть пень, хоть Макиавелли. Какие б ни были причины, а гуси ходят босиком, – процитировав нидерландскую пословицу, ответил на это человек в цилиндре. – Достаточно того, что я считаю это необходимым, значит так для чего-то нужно. Существование есть благо. Но вопрос ещё заключается в том, в каком виде и качестве это будет выражаться…
– Конечно. И с этой целью ты будешь эгоистично соваться в чужие истории, где ты просто необходим, как пятое колесо, путая все карты и круша чужие судьбы, – продолжил гнуть свою линию пень.
– Не драматизируй. Во-первых, все мы обитаем в общем информационном пространстве. Во-вторых, быть может, для какого-то одинокого страдальца я буду тем самым знаком судьбы, который явится к нему на помощь.
– Да, но ведь это будут уже совершенно другие истории. Ты зачастую будешь просто выбиваться из контекста, не вписываясь в те картины, куда нагло вклинился, – не унималось деревянное недоразумение.
– Почему же? В рамках нашей метаистории всё это как раз-таки имеет вполне обоснованный и оправданный контекст. История живёт. Она развивается. И если справедливость требует показаться нелепым, – пусть уж лучше я буду нелепым. Вообще я понимаю, что существую недавно, – очередной автономный образ, который обрёл временное самосознание в рамках сознания. Я понимаю, что это не моя память, а информация из авторского сознания. Но всё-таки. Ведь я помню, как он помнит, как в детстве свет и тени играли ночью на занавесках, по ним «показывали» истории, рассказывались сказки, слагались легенды. Там были и персонажи, и сюжеты.