Между тем небо над пятиэтажками чернело, и никак это не было связано с наступающим вечером. Где-то вдалеке погромыхивало, и, наверное, танку, обвешанному ребятней, эти звуки напоминали что-то тревожное из его молодости, какие-то сражения… Хотя, участвовал ли он в сражениях, никто точно не знал. Возможно, он именно так и слышал звуки настоящих боев – издалека.
Женщина решила идти домой. Последнее время она как-то особенно стала уставать на работе, и не оттого, что работы было много. Работы подчас не было совсем, и приходилось создавать ее видимость, а это, знаете ли, особенно выматывает. Рабочие дни казались бесконечными и скучными до одури, и когда дела все же находились, женщина была уже совершенно обессилена и лишь с трудом заставляла себя за них взяться. Это казалось ей особенно бессмысленным, нерациональным, – завод, на котором она работала, выглядел каким-то нелепым осколком прошлого, где все сохранилось в неизменности с советских еще времен. Даже пишущая машинка в канцелярии не поддавалась на соблазнительные компьютерные уловки, но продолжала исправно печатать всю заводскую документацию, – собственно, сама женщина вкупе с пишущей машинкой и была канцелярией, как таковой.
Иногда ей казалось, что дело не в заводском начальстве, а как раз в ней самой, в ее сложных отношениях со Временем. Не то чтобы завод застрял в каких-то восьмидесятых из-за нее – но она оказалась на именно этом заводе совершенно закономерно. Время в ее присутствии как будто ломалось, начинало идти с перебоями, то вытягиваясь бесконечно, то сокращаясь практически до нуля. Никогда они со Временем не попадали друг в друга, все время кто-то опаздывал или уходил вперед. И даже часы в их квартире все время ломались, они никак не могли нормально ужиться в их семье, где никто не умел правильно вести себя со временем. Как бы загодя они не начинали готовиться к чему-то, они непременно опаздывали. Как бы поздно ни спохватывались о чем-то, обязательно успевали раньше, чем нужно. Это наводило женщину на мысли, далекие от линейной логики. Например, она удивлялась, почему все носки и прочие парные вещи в их доме присутствуют только в одном экземпляре, – так они и ходили в разных носках и разных тапочках. И тогда женщине казалось, что пары к этим предметам исчезают в каком-то другом измерении, а их квартира и их семья существуют сразу в двух параллельных пространствах, одно из которых несколько опережает другое во времени. Иногда эти пространства перепутываются между собой, и от этого происходят все несовпадения и непопадания.
Идти на кухню не хотелось – как всегда, но семья требовала своей ежевечерней жертвы. Поскольку