Ровно так же и я, по мнению Димы, постоянно оставался настороже, отчаянно сопротивляясь любой попытке манипуляции с его стороны. Мне, если честно, было глубоко наплевать, пытаются мной манипулировать или нет, но у Миронова на все семь бед был один и тот же ответ: подсознание. То есть сознательно мне, может, и было наплевать, но подсознание мое постоянно бдело на страже границ разума и давало решительный отпор Диминым нейролингвистическим щупальцам. Поскольку подсознание свое я не контролировал, то и отключить этот защитный барьер не мог. А раз так, моя «Звезда Смерти» оставалась абсолютно непроницаемой для его ментальных торпед. Выходила следующая неприятная несуразность: продемонстрировать мне эффективность НЛП совершенно невозможно по той самой причине, что я как бы постоянно осознаю возможность применения этой технике к себе. Получалось как с тем паскудным электроном, который проявляет свойства то частицы, то волны в зависимости от того, подглядывают за ним или нет. Или как с тем лядским деревом, которое, видите ли, не издает звука, падая в пустынном лесу.
Дима пробовал свои силы и на третьих лицах в моем присутствии. Пытался уговорить моего папашу покатать нас двоих на подводной лодке, разговаривал вкрадчивым голосом с сотрудниками ДПС, упрашивал украинских пограничников не задерживать нас за провоз через государственную границу пятнадцати граммов марихуаны и заставлял Валеру ночью бегать в ларек за водкой. Успехи были относительные: на лодке нас никто не покатал, с ментами и таможенниками всегда в итоге договаривался я, заручившись надежнейшей поддержкой Ерофей Палыча Хабарова, а за водкой наш святой друг Валера и так бегал с удовольствием без всякого внешнего воздействия.
По итогу фестиваля вынужден заключить, что в эффективности НЛП лично меня Диме убедить не удалось. Скорее наоборот, я испытывал лишь раздражение по поводу настоящей массовой истерики, которую он умудрился спровоцировать вокруг себя. В течение очень небольшого отрезка времени Миронову удалось затащить на курсы не только свою жену и брата, но и многих вполне вменяемых, казалось бы, людей. Дима в агрессивной манере настаивал на обязательном приобщении к учению всех, до кого мог дотянуться своим ораторским даром. Обещал, угрожал, умолял. Был готов оплатить стоимость моего обучения, лишь бы я прошел первую ступень посвящения и научился вставать во «вторую позицию отстраненности». Или наоборот. Я от него только вяло отмахивался, мотивируя свой отказ «развиваться» нежеланием загонять свое мышление в предписанные рамки. В результате Дима сам махнул на меня рукой, поставив лишь неутешительный диагноз