Незаметно входит Елена.
АЛЕКСЕЙ. Аля, мне стыдно: как будто я сужу и жажду наказания. Даже не зная, в чем преступление. Уверяю тебя, я всегда считал, что прощение должно сильнее действовать, чем наказание. Только прощение способно устыдить, а не запугать. Но здесь всё так тонко: малейшее отклонение от чистоты прощения – и всё переворачивается. Я – не враг Эдику, и поэтому не могу.
АЛЯ. Чис-то-ты? О какой такой «чистоте» может идти речь, когда человек погибает?! Че-ло-век! Или, ты думаешь, он выдержит на зоне?! Интеллигентный человек – в камере с дебилами! А вся эта поножовщина, эти издевательства, это насилие, унижение! Всем известно: кто туда попал – выходит ещё хуже!..
ЭДИК. Не этого унижения боюсь. Со всякой швалью драться умею. Боями без правил в школе занимался. Не выдержу ограничения свободы.
АЛЯ. …Он сломается, умрёт, а если выживет, ты его не узнаешь! И ты пожалеешь, тысячу раз пожалеешь, но будет поздно!..
ЭДИК (Але). Кончай базар! Не видишь, он пьяным бредням поверил! «Брат» называется! О «братстве» тут проповедовал! (Алексею.) Мне что, женщин в городе мало?!
АЛЕКСЕЙ (не глядя на Эдика). Поверь, Эдик, моё решение никак не связано…
ЭДИК. Ну, хочешь, сюда её приведу, и ты…
ЕЛЕНА. Я здесь. Уйдите все.
Некоторое замешательство: Аля призывает увести Виктора, но Эдик отказывается.
Ушли.
Он… преступник?..
Алексей поднимает голову – впервые смотрит ей в глаза.
Алё-ё-ша!.. (Падает перед ним на колени.)
АЛЕКСЕЙ (инстинктивно вскакивая). Что ты, что ты… Я – не Пушкин, ты – не Натали…
ЕЛЕНА. Все эти годы! Каждый час, каждый миг! Господи, почему сил не хватило? Алёша! Я последняя гадюка перед тобой!! Кого?! Кого ты обманула?! Кого ты предала?! (Обхватывает его ноги.) Всё кончено, да? Всё кончено?? (Алексей пытается поднять её.) Не прикасайся ко мне! Не прикасайся!! Ты! Мой последний праведник в Содоме!!…
Всхлипывает, как ребёнок после долгого