«Медали…
Если бы не было столько смертей.
Если бы не было крови.
Если бы не было лагерей.
Они отяжелели, эти медали.
И их трудно …трудно носить».
Глава 8. Окоп
1944 г. Белорусский фронт.
Привычный треск пулеметной очереди.
Взрывы снарядов, оглушавшие и без того контуженое сознание.
Кровь, вперемешку с грязью.
Периоды ожидания между атаками, скрашиваемые терпкой махоркой – горлодером, и бесчисленными байками.
Солдаты много шутили, часто смеялись, чтобы убежать от горечи войны, которая была постоянно рядом.
В рукаве окопа их было четверо.
Двое спали, присев на корточках и уткнувшись, закопченными от грязи лицами, в колени.
Смагул клевал носом, сквозь дрему слушая болтовню земляка Босана. Поджарый, острый на язык, резкий, Босан не замолкал ни на минуту.
Но человеческая речь среди одури разрушительной войны, даже от надоевшего Босана, убаюкивала.
Из соседнего полка, где служил друг, пришло известие, что Нурали погиб. Тот самый юный гармонист Нурали, по которому вздыхали все девушки аула.
Потом, уже после войны, Смагул узнал, что Нурали умирая, написал кровью на комсомольском билете «Умру, но ни шагу назад».
Эх…
Смагул привык к смертям на фронте. Здесь больше умирают, чем выживают.
И многие даже мечтали о ней, устав от бесконечной болотно-кровавой грязи.
– Говорят, Гитлер договорился с нашим, – опять завел разговор земляк, покашливая от крепкой махорки, – поскорей бы. Домой хочется.
– Откуда ты знаешь, Босан? Тебе что Гитлер лично доложил? – со злостью спросил Смагул.
– Ну так говорят, – неопределенно протянул Босан, скукожившись от холода.
Недалеко взорвался снаряд, осыпав их комьями земли. Они пригнулись еще ниже. Осколки неразборчивы и могут прилететь и от своих.
– Болтаешь много. Мы фрицев будем бить до самого Берлина.
– Немцев? А ты думаешь они из другого теста? Они такие же люди, как и мы. Вон погляди, это я нашел у убитого немца. Тут фотографии его дочки, жены. Жил себе человек и жил. Думаешь, ему хотелось тащиться в такую даль?
Смагул впал в дрему.
«Перед глазами опять появилось то самое болото.
По груди в воде, сливаясь с жижей, они, три новобранца, скрывались от врага.
Руки нащупали детскую распашонку под гимнастеркой. Мягкая ткань приятно грела руки. Это одежда малышки Алимы. Перед уходом на войну старушка Алуаш насильно нацепила на его грудь этот кусок ткани, пахнущий ребенком:
– Это оберег, балам. Ни одна пуля не возьмет тебя.
Он тогда только рассмеялся, упрекая старушку в суеверии. Но ее наказ выполнил.
Кожистая листва болотного багульника создавала плотный заслон между их укрытием и берегом, откуда слышалась громкая, отрывистая речь противника.
Как жаль, что у них нет пуль,